Ведьма с Портобелло - Пауло Коэльо Страница 10

Я бесцельно бродил по Лондону, проклиная свойвыбор, и сына, и жену, которой, как мне казалось, нет до меня никакого дела.Вошел в первый попавшийся бар рядом со станцией метро, выпил четыре порциивиски. Когда же в 11 вечера бар закрылся, в магазине, торгующем до позднейночи, купил еще бутылку, уселся на площади и продолжал пить. Подошли какие-тоюнцы, попросили «угостить», я отказал, и меня избили. Тут же появилась полиция,и нас всех отправили в участок. -

Освободили меня лишь после того, как я внесзалог. Я, разумеется, сказал, что у меня ни к кому нет претензий, что ссоравозникла на пустом месте, – иначе мне в течение нескольких месяцев пришлось быходить в суд как жертве нападения. Стоит добавить, что я был пьян до такой степени,что, выходя, упал на стол одного из инспекторов. Тот сильно разозлился, новместо того, чтобы арестовать меня, просто вытолкал вон.

На улице меня поджидал один из тех юнцов. Онпоблагодарил меня за то, что я не настаивал на возбуждении дела. Я был весьперемазан грязью и кровью, и он предложил мне где-нибудь переодеться, а в такомвиде домой не ходить. Мне бы пойти своей дорогой, а я попросил его об одолжении– выслушать меня, ибо я должен выговориться.

И целый час он молча слушал мои излияния. Насамом деле я говорил не с ним, а с самим собой – с молодым человеком, передкоторым открывалось блестящее будущее и вся жизнь была впереди, семья которогообладала нужными связями, способными открыть любые двери. А теперь он казалсяодним из бродяг из Хемпстеда (один из кварталов Лондона. – Прим. ред.) –пьяный, грязный, безмерно утомленный, близкий к отчаянью и без гроша в кармане.

Досказывая свою историю, я уже отчетливопонимал, в каком положении очутился и что сделал со своей жизнью, поверив,будто любовь способна спасти все. Это не так: любовь порой толкает нас впропасть, но это еще полбеды – хуже, что с собою мы увлекаем к гибели близких илюбимых. В данном случае я готов был погубить не только себя, но и Афину сВиорелем.

В этот миг я повторил себе: «Я – мужчина, а неюнец, родившийся в золотой колыбельке, я – мужчина и должен достойно ответитьна вызов судьбы». И двинулся домой. Афина уже спала, взяв к себе в постельВиореля. Я принял душ, выбросил грязную одежду в мусорный бак, вернулся и лег,удивительным образом протрезвев.

А наутро сказал жене, что хочу развестись сней. «Почему?» – спросила она.

– Потому что люблю тебя. И нашего ребенка. А ятолько и делаю, что проклинаю вас обоих за то, что не дали исполниться моеймечте стать архитектором. Если бы мы немного подождали, все пошло бы иначе, ноты думала только о своих планах, позабыв включить в них меня.

Афина никак не отозвалась на это. Она словнобы ждала от меня такого или бессознательно подталкивала меня к подобному шагу.

Я ждал, что она попросит меня не уходить. Ноона сохраняла безразличную и кроткую покорность судьбе, а озабочена была лишьтем, чтобы звук наших голосов не разбудил ребенка. Тут я окончательно убедился,что Афина никогда меня не любила: я был для нее способом исполнить ее безумноенамерение – в восемнадцать лет родить ребенка.

Я предложил ей остаться в этой квартире,однако она ответила отказом: переедет к матери, поживет какое-то время у нее,найдет себе работу и снимет собственное жилье. Спросила, смогу ли я даватькакие-то деньги для Виореля. Я тотчас пообещал.

Потом поднялся, в последний раз приник к еегубам долгим поцелуем, настойчиво повторил свое предложение остаться в этойквартире и услышал в ответ, что Афина уедет к матери, как только соберет своивещи.

Я переехал в дешевый отель и каждый вечерждал, что она позвонит и попросит вернуться, чтобы начать новую жизнь… Я былготов продолжать и старую, ибо наш разрыв ясно дал мне понять, что на всембелом свете нет для меня никого дороже, чем моя жена и мой сын.

Через неделю она позвонила – но лишь для того,чтобы сказать, что перевезла вещи и возвращаться не собирается. Еще две неделиспустя я узнал, что она сняла маленькую мансарду на Бассет-роуд, то есть каждыйдень с ребенком на руках взбирается и спускается по крутым ступеням. Поистечении двух месяцев мы наконец подписали все бумаги.

Так я навсегда расстался со своей истиннойсемьей. А семья, в которой я родился, приняла меня с распростертыми объятиями.

После того как мы расстались, я, испытываянастоящие душевные муки, постоянно спрашивал себя: неужто и впрямь я сделалневерный, опрометчивый шаг, повторив ошибку, свойственную людям, в отрочествечитавшим слишком много романов про любовь и во что бы то ни стало желавшимповторить историю Ромео и Джульетты? Когда боль утихла – а такие раны исцеляеттолько время, – я осознал, что судьба послала мне ту единственную женщину,которую я способен был бы любить всю жизнь. Каждый миг, проведенный рядом снею, – бесценен, и, несмотря на то что случилось, я повторил бы каждыйсделанный мною шаг.

А время не только залечило раны, но ипродемонстрировало мне кое-что забавное: не обязательно любить всю жизнь одногои того же человека. Я снова женился, я счастлив с моей второй женой и не могусебе представить, как бы я жил без нее. Причем это не заставляет меня отречьсяот всего, чем я жил прежде, тем более что я предусмотрительно избегаюсравнивать прежнее свое бытие с нынешним. Любовь нельзя измерить, как длинудороги или высоту здания.

От моего брака с Афиной осталось и еще одночрезвычайно значительное явление – наш сын, плод ее заветной мечты, которую онаоткрыла мне еще до того, как мы поженились. У меня есть сын и от второго брака,но теперь – не в пример тому, как обстояло дело двенадцать лет назад, – япревосходно подготовлен ко всем взлетам и падениям отцовства.

Однажды, когда я заехал за Виорелем – онпроводит у нас уик-энды, – я набрался духу и задал Афине мучивший меня вопрос:почему она так спокойно восприняла мое решение уйти от нее?

– Потому что привыкла всю жизнь сноситьстрадания молча, – сказала она.

И лишь после этого обняла меня и выплакала всеслезы, которые ей хотелось пролить в этот день.