Прошло семь лет - Гийом Мюссо Страница 10

Они перешли на другую сторону, где оставили старенький мотоцикл с коляской, на котором примчала сюда Себастьяна Никки, древний «БМВ» серии 2 60-х годов прошлого века.

Никки протянула Себастьяну шлем, в котором он уже ехал.

— Куда теперь?

Лицо у Никки было суровое, замкнутое. Версия побега Джереми вырисовалась уже отчетливее. Чтобы добыть денег, он продал гитару и через Интернет выставил на продажу камеру. Предпринял все необходимые меры предосторожности, чтобы его не нашли. Теперь у него перед ними преимущество в три дня.

— Если он уехал вот так, значит, ему было страшно, — твердо сказала она. — Очень страшно.

Себастьян развел руками, признавая свое бессилие.

— Чего он мог бояться? Почему не доверился нам?

— Потому что ты не являешься образцом понимания.

И вдруг у него мелькнула идея:

— А Камилла? Может, она что-то знает о брате?

Лицо Никки просветлело. В самом деле, Камиллу стоило расспросить. Близнецы виделись не так уж часто, но в последнее время, похоже, сблизились.

— Попробуй набери ее, — предложил Себастьян.

— Почему я? — удивилась Никки.

— Думаю, так будет лучше. Потом объясню…

Никки набирала телефон дочери, а Себастьян позвонил к себе в офис. Джозеф, заведующий мастерской, оставил для него подряд два сообщения с просьбой срочно связаться.

— У нас неприятности, Себастьян. Тебе пытаются дозвониться из Фаразио и очень сердятся, что ты не отвечаешь на их звонки.

— У меня тоже неприятности. Причем совершенно неожиданные.

— Послушай! Они тоже совершенно неожиданно приехали к нам в мастерскую и поняли, что ты не работаешь. И теперь требуют, чтобы ты до часу дня подтвердил, что выполнишь обещанное. В этом случае они согласны ждать до вечера.

— А если нет?

— Если нет, они отдадут скрипку на экспертизу Фрустенбергу.

Себастьян тяжело вздохнул. Сегодня с утра он открыл кран, и из него хлынули неприятности, а как его закрыть, он пока не представляет. Себастьян попытался как можно спокойнее оценить сложившуюся ситуацию. Продажа Карло Бергонци вместе с экспертизой должна принести ему 150 000 долларов. Эту сумму он уже внес в свой бюджет, она нужна ему, чтобы на должном уровне поддерживать мастерскую. Кроме финансовых потерь, передача Бергонци в руки конкурента имеет символическое и очень дурное для него значение. Скрипичный мир весьма тесен. Все мгновенно становится известно.

Аукцион — престижное событие. Фрустенберг соперничает с ним и не преминет раздуть случившееся, чтобы обернуть молву в свою пользу.

Успех не свалился Себастьяну с луны. Вот уже двадцать лет засучив рукава он работает с музыкантами, людьми капризными, мнительными, нервными. Неуравновешенными и гениальными. Для этих людей, в силу преувеличенного самомнения, вопрос, с каким мастером они имеют дело, — вопрос жизни и смерти. Им непременно надо с самым лучшим. А самый лучший — это он, Себастьян Лараби. Вот уже два десятка лет он работает на то, чтобы фирма по изготовлению струнных инструментов «Лараби и сын» стала самой известной в Соединенных Штатах. И его оценили. Не только за деловую хватку. Оценили его талант, тонкий слух, чуткое внимание к клиенту, благодаря чему тот получал инструмент, который как нельзя лучше соответствовал его индивидуальности и манере исполнения. На анонимных пробах его скрипки часто побеждали даже Страдивари и Гварнери. Он достиг наивысшей награды, его имя стало брендом. С некоторых пор музыканты-исполнители стали приходить к нему в мастерскую, чтобы приобрести скрипку Лараби. Его репутация привлекла к нему с десяток самых известных в мире исполнителей, которые царят в скрипичном мире. Он стал мастером, работающим со звездами, потому что мало-помалу ему удалось убедить всех, что он самый умелый и знающий и потому он, а не кто-то другой должен реставрировать их инструменты и делать для них новые. Но положение «лучшего» всегда хрупко и уязвимо. Оно зависит не только от мастерства, но и от моды, а мода всегда изменчива. В нелегкие времена кризиса Фрустенберг и другие скрипичные мастера сидят в засаде и настойчивее, чем когда-либо, ждут, чтобы он оступился. Стало быть, потеря контракта исключена. Раздумывать больше не о чем.

— Позвони им от моего имени, — попросил он Джозефа.

— Они хотят говорить только с тобой.

— Скажи, что я перезвоню им через сорок пять минут.

За это время он как раз вернется в мастерскую. И сегодня вечером они получат нужную им экспертизу.

Он нажал отбой одновременно с Никки.

— Камилла не отвечает, — сказала она. — Я оставила ей сообщение. Почему ты не захотел позвонить сам?

Он не ответил на вопрос, но предупредил:

— Никки, я должен вернуться к себе в мастерскую.

Она посмотрела на него с недоумением.

— Как в мастерскую? Твой сын исчез, а ты возвращаешься на работу?

— Я с ума схожу от беспокойства, но я не коп. Здесь нужен…

— Я позвоню Сантосу, — оборвала она его. — Уж он-то знает, что делать.

Сказано — сделано. Никки набрала телефон любовника и в общих чертах обрисовала ему историю с исчезновением Джереми.

Себастьян спокойно смотрел на нее. Если она надеялась его задеть, то старалась напрасно. Он и в самом деле ничего не мог сделать. Понятия не имел, как взяться за дело, в какую сторону двигаться. Не имея возможности принять решение, только психовал от бессилия.

Вмешательство полиции, наоборот, его успокаивало. Он только сожалел, что они обратились к властям так поздно.

В ожидании конца разговора он уселся на «обезьянье место», [8]надел кожаный шлем — теперь, кажется, требуются пластиковые? — и авиационные очки. Он не мог разрулить ситуацию и чувствовал себя отвратительно. Что он тут делает, сидя в коляске этой дурацкой колымаги в не менее дурацком прикиде? По воле каких дьявольских козней вся его жизнь готова полететь вверх тормашками? Почему он снова рядом со своей бывшей женой? Почему его сын совершает глупость за глупостью? Почему пятнадцатилетней дочери пришло в голову спать с мальчишками? Почему его карьера под угрозой?

Никки замкнулась в себе и молча подошла к мотоциклу. Села, включила газ, мотор взревел, и они помчались к докам. В лицо ей бил ветер, она мчалась, стиснув зубы. Себастьян скорчился в коляске. Он забыл плащ в квартире Никки и теперь дрожал от холода в легком элегантном костюме. В отличие от бывшей жены, он был по натуре домоседом. Авантюрная жилка в нем отсутствовала начисто, и ему куда милее был мягкий комфортный «Ягуар», чем эта задодробилка. К тому же Никки, похоже, доставляло особое удовольствие прибавлять газу на каждой выбоине.