Случайная вакансия - Джоан Кэтлин Ролинг Страница 10

Бывший дом викария, Олд-Викеридж, был последним и самым шикарным особняком на Чёрч-роу. Окружённый большим участком, он стоял у самого подножья холма, фасадом к церкви Архангела Михаила и Всех Святых.

На подходе к дому Парминдер перешла на бег; у двери пришлось повозиться с тугим замком. Она не могла поверить, пока не услышала эту весть от кого-нибудь ещё, от кого угодно, а в кухне уже зловеще трезвонил телефон.

— Да?

— Это Викрам.

Муж Парминдер был кардиохирургом в Юго-Западной клинической больнице Ярвила и не имел привычки звонить с работы. Парминдер до боли сжала пальцами телефонную трубку.

— Случайно услышал. Вероятно, это аневризма. Попросил Хью Джеффриса ускорить вскрытие. Мэри будет легче, если она узнает, что это было. Возможно, они уже сейчас им занимаются.

— Понятно, — прошептала Парминдер.

— Сюда приезжала Тесса Уолл, — сообщил он. — Позвони Тессе.

— Да, — сказала Парминдер, — хорошо.

Однако, повесив трубку, она опустилась на кухонный стул, невидящими глазами уставилась в окно, на задний двор, и прижала пальцы к губам.

Всё рухнуло. И неважно, что всё осталось на месте: стены, стулья, фотографии детей. Каждый атом взорвался изнутри и тотчас же перестроился; видимость постоянства и надёжности вызывала теперь лишь насмешку: тронь — и всё развалится, тонкое и непрочное, как бумага.

Мысли вышли из-под её власти; они тоже рассыпались, и на поверхность всплыли, чтобы тут же скрыться из виду, случайные обрывки воспоминаний: танец с Барри на встрече Нового года у Тессы с Колином; нелепый разговор по дороге с заседания совета.

«У вас дом бычком», — сказала она ему.

«Дом бычком? Это как?»

«Сзади шире, чем спереди. Это к счастью. Но выходит на Т-образный перекрёсток. Это к несчастью».

«Значит, в плане счастья у нас ни то ни сё», — сказал Барри.

Наверное, у него уже тогда опасно набухла артерия, но они с ним этого не знали. Парминдер слепо перебралась из кухни в темноватую гостиную, где в любую погоду царил полумрак, потому что свет загораживала самая обыкновенная сосна. Парминдер ненавидела эту сосну, но они с Викрамом знали, что соседи поднимут шум, если её спилить.

Парминдер не находила себе места. По коридору, в кухню, к телефону, позвонить Тессе Уолл; но та не брала трубку. Видимо, на работе. Парминдер в ознобе присела на тот же кухонный стул.

Её скорбь была сильна и неукротима, как злая сила, вырвавшаяся из подвала. Барри, коротышка-бородач Барри, друг, союзник.

Точно так же умер её отец. Ей было тогда пятнадцать; они вернулись из города, а он лежал ничком на газоне, рядом с косилкой; солнце обжигало его затылок. Внезапная смерть была противна природе Парминдер. Длительное угасание, которое многих страшит, виделось ей утешительной перспективой: всё можно уладить и привести в порядок, со всеми проститься…

Ладони её по-прежнему накрывали рот. С плаката, прикнопленного к пробковой доске, на неё строго и ласково смотрел гуру Нанак [3].

(Викрам сразу невзлюбил этот плакат.

— Что он здесь делает?

— Мне нравится, — с вызовом ответила она.)

Барри мёртв.

Она подавила в себе сильнейшее желание дать волю слезам; мать всегда корила её за бесчувственность, особенно после смерти отца, когда другие её дочери вместе с тётками и двоюродными сёстрами причитали в голос и били себя в грудь. «А ведь ты была его любимицей!» Но Парминдер запирала невыплаканные слёзы глубоко внутри, где они перерождались, будто по воле алхимика, чтобы вернуться в этот мир лавой ярости, которая время от времени обрушивалась на её детей и на дежурных медрегистраторов.

Сейчас у неё перед глазами так и маячили Говард и Морин за прилавком своего магазинчика: один — необъятный, другая — костлявая; они взирали на неё с высоты своей осведомлённости, когда сообщали о смерти её друга. В почти желанном приливе ярости и ненависти она подумала: «А ведь они рады. Думают, что теперь возьмут верх». Парминдер снова вскочила, стремительно перешла в гостиную и взяла с полки свою новую священную книгу, «Саинчис». Открыв её наугад, она прочла без малейшего удивления, как будто увидела в зеркале своё опустошённое лицо: «О разум, мир есть глубокая, тёмная пропасть. Со всех сторон Смерть забрасывает свою сеть».