Невидимки - Чак Паланик Страница 10

Все дело в том, что у меня всего лишь половина лица.

А на ватных тампонах под бинтами, приложенных к моей ране, до сих пор появляются новые, хоть и очень маленькие, пятна крови. Один из докторов - он совершает утренний обход и каждый день проверяет мою повязку - говорит, что рана до сих пор кровоточит.

Я по сей день не могу разговаривать.

Я должна забыть о карьере.

Я питаюсь лишь детскими смесями. И никто никогда больше не посмотрит на меня как на лауреата государственной премии.

Я пишу на листе бумаги:

со мной все в порядке.

все хорошо.

- Ты ведь даже как следует не погоревала, - говорит сестра Кэтрин. - Тебе не помешает хорошенько

поплакать. А потом смириться со своей участью. Ты ведешь себя слишком спокойно. Я пишу:

не смеши меня мое лицо, если я заплачу, вообще расплывется так считает доктор.

Вообще- то я рада. Наконец хоть кто-то это заметил. Все это время я сохраняла нечеловеческое спокойствие. Можно сказать, я была самим олицетворением невозмутимости. Я ни на мгновение не поддалась панике. Я видела собственную кровь, и сопли, и то, как осколки моих раскрошившихся зубов ударяются о приборную доску, но в истерику не впадала. Выкидывать подобные номера бессмысленно, если поблизости нет аудитории. Паникерствовать наедине с самим собой -все равно что хохотать, закрывшись в пустой комнате. Так может поступить разве что ненормальный.

Как только авария произошла, я сразу поняла, что умру, если не съеду с автострады, не поверну направо и, проехав двенадцать кварталов, не зарулю на парковочную площадку отделения неотложной помощи "Мемориальной больницы Ла-Палома".

Я сделала все вышеперечисленное. Потом взяла ключи и сумку, вышла из машины и направилась ко входу. Стеклянные двери разъехались передо мной прежде, чем я успела заметить в них свое отражение. А народ, толпившийся у кабинета врача - тут были и люди со сломанными ногами, и мамаши, качавшие захлебывающихся от крика младенцев, - завидев меня, все они безмолвно расступились.

Потом был морфий внутривенно, малюсенькие операционные ножницы, разрезавшие мое платье. Трусики телесного цвета, которые, по сути дела, всего лишь лоскутик с пришитыми к нему эластичными веревками. Фотографии, сделанные полицией…

Агент сыскной полиции, тот самый, который обследовал мою машину на наличие фрагментов костей и тому подобного, который помнит десятки случаев, когда в катастрофах автомобилистам отрезало голову, однажды вновь приходит ко мне и сообщает, что больше ничего не сможет сделать. В мою машину, оставленную на парковочной площадке, через разбитое стекло залетели птицы. Чайки. Возможно, еще и сороки. Они склевали все, что у детективов называется доказательствами "мягких тканей". А фрагменты костей скорее всего унесли с собой.

- Вам известно, мисс, что эти твари делают с костями? - спрашивает сыщик. - Бьют их о скалы, чтобы получить костный мозг.

Я пишу карандашом на листе бумаги:

ха, ха, ха.

* * *

Перенесемся в тот момент, когда мои бинты вот-вот должны снять. Логопед сказала, что я обязана на коленях благодарить Господа за то, что он оставил невредимым мой язык. Мы сидим в ее кабинете, который наполовину заполнен столом из стали, и она, логопед, объясняет мне, каким образом, не двигая губами, произносят слова чревовещатели. Им важно произвести впечатление, что звуки исходят у них изнутри, поэтому они прижимают язык к нёбу и так разговаривают.

Вместо окна в кабинете логопеда плакат. На нем изображен котенок, заваленный спагетти, а внизу подпись:

Ставь акцент на позитивном.

Логопед говорит, что, если ты не можешь произнести тот или иной звук без помощи губ, замени его похожим звуком. Например, поясняет она, вместо "фэ", говори "хэ". О значении слова, в котором ты производишь эту замену, догадаются по смыслу.

- Я хочу посмотреть новые хотограхии, - говорит логопед.

Я пишу на бумаге:

посмотрите.

- Да нет же, - отвечает она. - Тебе следует попытаться повторить за мной.

В последнее время мое горло постоянно сухое. Сколько бы в него ни вливали жидкости. Покрывшаяся тонкой пленкой поврежденная область вокруг языка жутко чешется.

Логопед повторяет:

- Я хочу посмотреть хотограхии. Я изрекаю:

- Галгхрэ иоиг хихои кдки. Врач отвечает:

- Нет, не так. Ты все делаешь неправильно. Попробуй еще раз.

- Голхих гиои ррр оких? - спрашиваю я. Логопед качает головой:

- Нет, неверно. Она смотрит на часы. Я говорю:

- Гигри риор гиги к гиэл.

- Тебе придется много тренироваться! - восклицает логопед. - Занимайся этим самостоятельно. А сейчас попытайся все же повторить ту фразу, которую произнесла я.

- Крогир хи хкоэир хохеинкх хен, - выдаю я.

Она провозглашает:

- Хорошо! Молодец! Молодец! Вот видишь, все очень просто!

Я пишу карандашом на листе бумаги:

вы меня достали.

* * *

Перенесемся в тот день, когда с меня сняли бинты.

Я не ожидала ничего подобного, но все работники больницы - старшие врачи, доктора-новички, медсестры, вахтеры и даже повара, посчитали, что непременно должны остановиться возле процедурного кабинета и заглянуть вовнутрь. Если я встречалась с кем-нибудь из них взглядом, они тут же неестественно улыбались и выпаливали: поздравляю! Приподнятые вверх края их напряженных губ нервно вздрагивали. Пучеглазые! Так я думала о них всех. И вновь и вновь показывала им картонный прямоугольник с надписью:

спасибо.

Потом я убежала к себе. Мне привезли новое хлопчатобумажное летнее платье от Эспри. Сестра Кэтрин до самого ленча занималась при помощи щипцов для завивки моими волосами. В итоге они превратились в залитый глазурью большой торт. Эви принесла кое-что из косметики и накрасила мне глаза. Я надела свое модное платье, желая как можно быстрее вспотеть.

За все это лето я ни разу не видела ни одного зеркала. Если они мне и попадались, то я не сознавала, что отражающееся в них - это я. Фотографий, сделанных полицией, мне так и не показали. Наконец сестра Кэтрин и Эви закончили надо мною колдовать.

Я говорю:

- Ге хойл иока хог геохх. Эви отвечает:

- Пожалуйста.

А сестра Кэтрин растерянно произносит:

- Но ведь ты только что поела.

Я прекрасно знаю, что меня не понимает ни единая живая душа. И изрекаю:

- Конг химмер най гии голли. Эви пожимает плечами:

- Да, это твои туфли, но я ношу их аккуратно. Можешь не беспокоиться.

А сестра Кэтрин сообщает: