Кукушонок - Ингрид Нолль

Раньше пение в хоре и еженедельные репетиции значили для меня очень много. Там была приятная компания, которая собиралась раз в неделю, а кроме того, я могла расширить свои музыкальные познания и на целый вечер забыть обо всех проблемах. Концентрация, необходимая в эти два часа, никогда не утомляла меня, наоборот, придавала мне сил. С репетиций я возвращалась домой окрыленной и в самом лучшем расположении духа.

Так было до того черного понедельника, когда репетиция отменилась, и заранее никого не могли предупредить. Мы уже столпились вокруг рояля в помещении нашего кружка и болтали, как вдруг вбежала жена руководителя хора и сообщила, что ее муж попал в аварию. Большинство из наших отправились в пивную. Может, было бы лучше примкнуть к ним, но я решила провести освободившийся вечер дома. Гернот, конечно же, обрадуется.

Когда я поставила велосипед и открыла ключом дверь нашего дома, из глубины до меня донеслась музыка. Я с удивлением прислушалась: «Je t’aime — moi non plus…»

Этой старой записью Сержа Генсбура и Джейн Биркин я обзавелась во время стажировки во Франции. Странно, подумала я и сперва поставила вскипятить воду для чая, потому что слегка продрогла. Снаружи уже стало по-осеннему прохладно, а на мне был только вязаный жакетик. Неужели Гернот грустил, оставаясь по понедельникам один на весь вечер? И что же, он утешался эротическим шансоном? У нас уже очень давно не было секса.

Похоже, он не заметил моего возвращения. Смутное подозрение побудило меня разуться, неслышно проскользнуть через прихожую и заглянуть сквозь дверную щелку в сумеречно освещенную гостиную.

Вначале я не могла толком разглядеть, что происходит на нашей кушетке. Но постанывающих там было, несомненно, двое.

Честно признаться, представления не имею, как долго я смотрела на это, стоя не шелохнувшись. К сожалению — или, лучше сказать, слава богу, — опыта у меня не было, и я не знала, как действовать в таких случаях. То ли прикинуться слепой и глухой, просто исчезнуть и вернуться лишь после десяти, как и ожидалось? То ли броситься под машину, то ли поджечь дом? Ворваться и устроить приступ истерики? А то и вовсе пристрелить обоих?

Однако вместо того, чтобы так или иначе вмешаться в дело, я в полной растерянности, но все же бесшумно отступила на кухню. Вода уже давно вскипела, моей же крови, судя по всему, чтобы прийти в состояние кипения, требовалось больше времени. Словно в трансе, я повесила на край заварной кружки чайный пакетик и залила его кипятком. Крышку сдвинула в сторону. Потом поставила на поднос две чашки и сахарницу и двинулась на приступ.

Проворным шагом приблизилась к кушетке, внезапно замерла, словно в шоке, поднос на секунду накренился, и полная заварная кружка опрокинулась на грешников. Гернот и его подружка в паническом ужасе отпрянули друг от друга, вереща от боли.

Их сильно обварило кипятком, особенно пострадали голые животы.

Я очень боялась, что меня обвинят в умышленном преступлении, ведь телесные повреждения были очевидны, и машина «Скорой помощи» отвезла обоих в больницу. Гернот объяснил обширные ожоги несчастным случаем по собственной неосторожности, потому что не хотел вдаваться в детали щекотливой ситуации; не упоминался этот эпизод и при разводе. А от меня уж тем более никто не мог узнать, что возмездие было совершено абсолютно намеренно.

В тот пресловутый вечер я сама же и позвонила в «Скорую помощь», но с мужем не перемолвилась ни словом. Когда машина неотложки уехала, я от души выплакалась. Никто не мог меня утешить, ведь отныне я осталась одна.

Гернот пролежал в больнице не так уж долго. Когда его выписали, он нашел наш домик пустым. За это время я собрала самое необходимое и перебралась в отель. Уже через неделю маклер предложил мне мою нынешнюю меблированную квартиру. Я согласилась не глядя, потому что мне нужен был промежуточный вариант на какое-то время. К сожалению, я живу тут и по сей день, поскольку с момента нашего расставания я словно в параличе.

Видимо, каждый таскает в себе воспоминания, от которых никак не избавиться и которые отягощают всю жизнь; нечто вроде смеси из позора, злости, стыда и горя. Моя роль в нашей семейной драме была уж никак не завидной, ведь и я нанесла мужу немало ран. И с тех пор я впала прямо-таки в зависимость от одной болезненной страсти. При этих словах сразу приходят на ум наркотики или алкоголь. Нет, до этого дело не дошло, хотя после переезда я какое-то время каждый вечер выпивала по бутылке вина. Но все же быстро взяла себя в руки и справилась с этой проблемой.

У меня судоку-зависимость. Сейчас ведь почти всем знакома игра с девятью квадратами, в которой все дело решают концентрация и логика. Первая брошюрка с этими головоломками несколько месяцев провалялась в моей рабочей комнате, и я к ней даже не притронулась. Мне прислала ее мама, и меня подарок скорее раздосадовал, чем обрадовал. К вычислениям у меня душа не лежит, и лишь гораздо позже я заметила, что дело тут вообще не в вычислениях.

Тем не менее в каникулы на Троицу — это была моя первая экскурсионная поездка по городам в одиночестве — я прихватила эту брошюрку с собой. Решила, раз уж выпал такой случай, проверить, что же это за головоломка, пользующаяся такой популярностью, а потом с легким сердцем и выбросить ее. Но вот чудо: отупляющее время ожидания в аэропорту и в воздухе в разгадывании пронеслось так быстро, как ему и положено, — на лету.

Мое одинокое путешествие было полной неудачей, но на третий день в Будапеште я купила себе новую брошюрку с судоку — и уже не могла остановиться. Простыми задачками для начинающих я скоро стала пренебрегать, зато решать задачки средней сложности навострилась. И только самые трудные решаю не с ручкой, а с карандашом и ластиком, чтобы можно было исправить неверную цифру.

В какой-то момент я заметила, что потеряла связь с кругом моих друзей, перестала ходить на хор и на йогу, а тетрадки с классными работами все дольше и все более внушительными стопками лежат у меня на столе непроверенными. Всякую свободную минуту я хватаюсь за судоку, а газеты и иллюстрированные журналы покупаю уже не из-за содержания, а только по качеству их судоку. И мой компьютер, который раньше я использовала редко, служит мне для скачивания все новых вариаций.

Я и сама не знаю, что мне это, собственно, дает, когда я быстро и безошибочно — и все быстрее и бозошибочнее — справляюсь с заполнением пустых клеток. Чувство счастья от этого не возникает, скорее настойчивая потребность тут же приступить к следующей таблице судоку. Меня мучает совесть из-за моего нового хобби, если можно так это назвать. В принципе я его стыжусь и никому не хотела бы о нем рассказывать. Да и кому это интересно? Как учительнице словесности мне сразу приходят на ум строчки одного стихотворения: