Разум и душа - Наталья Лубенская

Мазурову Дмитрию посвящается

Она не позволяла себе негатив. Она просто брала себя за уши и вытаскивала из кровати в холодное утро. А иногда она срывалась. И тогда она плакала и кричала просто «за что?». Падала она всегда глубоко. Мелко падать было не в ее характере: или парить, или камнем вниз, в бездну депрессии.

Единственной отрадой было общение с ним. Она звонила ему по виберу. Видела, как он разговаривает по телефону, обсуждает рабочие вопросы, собирая при этом в складки лоб. Ей нравилось в нем все: и как он нараспев говорит слова, и его пушистые как лапы у елки брови.

Единственная отрада – это не совсем так. Она радовалась лучику солнца, голубю, который прилетел к ней на подоконник. Она заставляла себя все это видеть и потом радовалась. А с ним ей сразу почему-то становилось светло. Невозможно найти какое-то логическое объяснение этому. Увидит его – и светло, и весь мир как в детстве. Найдешь на море стеклышко, отточенное волнами до состояния «драгоценности». Смотришь на солнце через это стеклышко, и на душе сразу светло, светло как с ним сейчас. Она часто задавалась вопросом, а что чувствует он, но его не спрашивала об этом. Да и зачем? Она боялась, что он подтвердит то, что она и так знает. Или не подтвердит. Она просто боялась. За последний год она научилась не думать о завтрашнем дне. Как в восточной мудрости: «Никогда не знаем, что наступит завтра: новый день или новая жизнь», особенно учитывая ее обстоятельства.

Не то чтобы она до него не знала мужчин. Мужчины довольно часто обращали на нее внимание, они были готовы иметь, а не любить. Она все больше замыкалась в себе. Постепенно свыкаясь с мыслью, что любви нет. Тут уж не до «любовь долготерпит, все прощает, не ищет своего…». Максимум – взаимовыгодная сделка «дашь-на-дашь» и потом «стерпится-слюбится». Поэтому задача каждой умной и красивой женщины найти достойного мужчину. Были достойные мужчины. Любви только не было.

Она никого до него не любила. Она только думала, что любила. Однако, когда приходит это чувство, его ни с чем не спутаешь. Это как оргазм, только души.

***

И она снова вытаскивала себя в новое утро. Брала себя в руки и старалась не замечать негатива. А поводов для беспокойства у нее после того, как она с маленьким чемоданом в руках и 10-летним сыном покинула пылающий Донецк, было множество. А тут еще работу потеряла. Сокращение. В ваших услугах больше не нуждаемся. Здорово. Ну и пофиг. Война к тому же. Близкие живы. Дом цел. Опять сводки последние. Дети погибли. Золовка с ребенком, артобстрел, жива, в подвале. Все будет хорошо. Хорошо все будет. Единственное, что беспокоило, – это шея. Какое-то там новообразование. Как не вовремя. Пиявки и таблетки не помогут. Обязательно нужна операция. Удалять. Все удалять. Вырезать и выкинуть к собакам. Как не вовремя. Может, отмахнуться от этого тоже и забыть. Какая-то аденома какой-то там щитовидки. Даже органа такого не знаю. Такой орган даже не болит. Она вспоминала, что ей было больно дышать, как комок стоял в горле, она просто задыхалась. Думала, что это было из-за обиды на бывшего мужа, который предал и отвернулся от нее с ребенком во время войны, а, оказывается, всего лишь новообразование. Ладно, следующее. Мысли метались, перепрыгивали с одной проблемы на другую. И чтобы не сойти с ума, она просто эти мысли отключала. Бог не дает испытаний больше, чем мы можем вынести. Интересно, гладиаторы перед львами тоже так думали? Ладно, смерть – это тоже своеобразное испытание. Не известно еще, где лучше, здесь или там. Стоп. Дима. Дима звонит. Как будто свет включили.

– Привет, моя хорошая, как ты?

Блин, мы настолько отвыкли от этих простых прописных истин, что мы удивляемся заботливым мужчинам, искренним эмоциям, заливистому смеху.

– Я вчера всю ночь не спал. Очень переживаю за тебя.

Блин, я тоже вчера всю ночь не спала. Ни из-за чего не переживала. Зачем, раз ты уже переживаешь, а я счастлива. Просто счастлива, что ты у меня есть. Боже, спасибо тебе за него.

***

У нас появился синдром беженца. Как в анекдоте:

– Ты где?

– Я дома.

– Понятно. А город какой?

Самое страшное, это не когда дома рушатся и даже некогда люди гибнут. Мы и раньше понимали, что где-то в мире гибнут люди, чужие люди. Самое страшное, это признать случившееся практически в твоем огороде как факт. И произнести это страшное слово «война». И теперь говорить «тогда, до войны» и верить в то, что будет потом «после войны». Самое страшное видеть, как уезжают твои близкие и знакомые. Видеть в социальных сетях город Донецк и дефис. В один миг сотни людей из твоего окружения, как птички, всполохнулись от зарева войны и улетели. Оставили свои гнезда, свою историю, воспоминания, оставили частицу себя и улетели. Людская трагедия отображается в простом дефисе: Донецк-… А потом ты добавляешь в своих сетях Донецк и дефис Киев.

Наверное, какая-то судьба как предопределенность ключевых моментов нашей жизни все-таки существует. Она вспоминала себя маленькую, завороженно слушающую рассказ бабушки. Слушала про войну, как немцы отравили ее сестру, как другой немец дал ей с грудным ребенком хлеба. Как она волка встретила по дороге в соседнюю деревню. Слушала завороженно, но сердце замирало только от одной истории, как пришли раскулачивать и как они бежали ночью, бросив все, бежали в Донбасс. Она, видимо, тогда уже знала, что история повторится. Но разве кто-то верил, что в спокойном рабочем Донбассе в XXI веке вспыхнет война.

Вынужденный переселенец. Так это правильно называется. Страшно ощущать дискомфорт, который ты распространяешь вокруг себя, просто потому что существуешь. Неловко людям, отводят глаза, про дела не спрашивают. Успокойтесь, мы сами. И ты улыбаешься-улыбаешься. Ты звезда. У тебя все хорошо. У тебя все лучше всех. Приходишь домой. Снимаешь улыбку и забываешь этот день. Душа плачет. Так и хочется крикнуть: «Люди, у нас там война. У нас там ЛЮДИ гибнут». А люди рассуждают, кто виноват и чья идея имеет право жить. Зато открываются новые двери. Столько новых людей. От сердца. От Бога. Без красивых фраз. Просто протянутая рука помощи. Ты их встречаешь везде: в Львове и в Москве, в Ленинске-Кузнецком, в Кировограде, в Киеве, в Эссене и в Мюнхене. Человечность не имеет границ и национальностей. Но мы уже настолько забиты, забиты этой исковерканной кличкой «временный переселенец», как будто было время собрать пожитки и переселиться. На время. Ага. Около трети твоих знакомых уехали и, скорее всего, что назад не вернутся. Это сложно объяснить, это можно только к почувствовать. Твой дом – твоя крепость. А когда твоя крепость перестает быть надежным укрытием для тебя и твоего сына, то эта крепость домом уже быть не может. Возвращаться к воспоминаниям?! К тому, что в твоем доме самым надежным местом может быть только ванная?! Кто-то остался, кому-то не судьба. Если быть честной, она всегда знала, I что в Донецке ей не судьба. Страница перевернута, жизнь идет дальше.