Альпенгольд - Елена Соловьева

Если проводить литературные параллели, то ближайшим аналогом, отстающим, правда, от нашего времени на целую тысячу лет, являются знаменитые «Записки у изголовья», принадлежащие перу, или вернее сказать, – кисти для туши, придворной дамы японского императора Сэй Сёнагон. Не столько структурно и стилистически, сколько идейно и методологически. Как и «Записки» у Сёнагон, «Альпенгольд», возник из дневника для себя. В его основе присутствует та же каждодневная фиксация в заветной тетради происходящего вокруг и сейчас с точки зрения удивленного (это слово хотелось бы подчеркнуть) созерцателя. Импульсы внешнего мира, бытовые подробности, зарисовки с натуры, перечни переживаемых эмоций и ощущений, попытки обоснования тех или иных ситуаций, наброски пейзажа эпохи – все это постепенно выкладывается в красноречивую мозаику, предельно достоверную, предельно откровенную, прежде всего по отношению внутреннего героя к самому себе. Превращается, добавим, в вещь духовно-исследовательскую.

Книга действительно писалась «там же, тогда же», прямо по горячим следам реальных событий, то есть, здесь нет ни стилизации под дневник, ни позднейшей реконструкции событий, когда-то имевших место, как нет и вымышленных персонажей и судеб. В каком-то смысле «Альпенгольд», пользуясь современным термином, повесть он-лайн, сделанная по законам прозы в жанре нон-фикшн. Записанная очень молодым человеком со слов жизни точно и непредвзято. Поэтому видимые наивности, просочившиеся в текст, тут простительны, даже, более того, оправданы.

Собственно в повесть сам текст оформился только спустя годы, в начале 2000-х, будучи извлечен из дневникового черновика, тщательно отсортирован, выстроен, но глубокой редакторской правке не подвергался. Автор скорее поступил, руководствуясь принципом скульпторов, отсекающих все лишнее. Что позволило не потерять свежести повествования, не допустило утраты его всамделишности. В это же время повесть обрела и свое нынешнее название. В ней кто-то из первых читателей, ознакомившихся с рукописью, усмотрел намек на мифологемы, причем связанные не с «золотыми горами», а со сказочными «золотыми яблоками».

И теперь буквально несколько слов относительно трактовок повести.

«Альпенгольд», в общем, рассказ о поиске дома, розысках тех людей, с кем можно было бы говорить на одном языке. Безмолвный крик с картины Эдварда Мунка, немой укор без обвинений, исполненный тихого разочарования. Но наряду с этим (важная деталь) перед нами предстает еще и мир, просканированный и отраженный женским глазом. Лабораторный эксперимент: что получилось бы, если бы всякая женщина, которую обычно не берут в расчет, обрела вдруг право голоса и возможность высказаться. Ее взгляд, безжалостный и честный, оказывается способен пролить свет на то, что в маскулинной эстетике числится в разделе «Необъяснимое» или мнится не существенным, однако, выпадая, как слабое звено, из цепочки философских рассуждений о бытии, заводит в конечном итоге в тупик, а равно и в ересь.