Зеркало загадок - Юстейн Гордер

Радость — это бабочка,

Порхающая низко над землёй,

А горе — птица

С большими, сильными, чёрными крыльями.

Они несут тебя высоко над жизнью,

Протекающей внизу, в солнечном свете и зелени.

Птица-горе летит высоко,

Туда, где ангелы боли охраняют

Лагерь смерти [1].

Эдит Сёдергран, 16 лет

Они оставили дверь в коридор открытой. С нижнего этажа до Сесилии доносились рождественские запахи. Она пыталась отличить один от другого.

Вот так наверняка пахнет кислая капуста. А это, должно быть, ароматизированные свечи, которые папа поставил на камин, перед тем как уйти в церковь. И ещё этот запах ёлки, аромат свежей хвои — уж его-то ни с чем не спутаешь!

Сесилия ещё раз сделала глубокий вдох. Ей казалось, что она почувствовала, как пахнут подарки, лежащие под ёлкой, красная упаковочная бумага, позолоченная фольга, открытки и шёлковые ленточки. Но был и ещё один запах — неопределённый аромат чего-то таинственного и волшебного. Это был дух Рождества.

Принюхиваясь, Сесилия открывала окошечки в рождественском календаре, висевшем у неё над кроватью. Все двадцать четыре уже были открыты, самое большое она распечатала сегодня утром. Девочка взглянула на ангела, склонившегося над яслями, в которых лежал младенец Иисус. Позади яслей стояли Мария и Иосиф, но казалось, что они не замечали ангела.

Невероятно: ангел находился там, в хлеву, а Мария и Иосиф не могли его видеть!

Она оглядела комнату. Сесилия столько раз видела красную люстру на потолке, белые шторы с голубыми незабудками, книжную полку с разными книгами и куклами, кристаллами и поделочными камнями, что всё это стало частью её самой. На письменном столе перед окном рядом со старым изданием детской Библии лежали путеводитель по Криту и «Сказания о богах» Снорри [2]. На стене, разделяющей её комнату и спальню родителей, висел греческий календарь с фотографиями красивых кошечек. На тот же крючок, что и календарь, Сесилия повесила старинное жемчужное ожерелье, подаренное бабушкой.

Сколько же раз она пересчитывала эти двадцать семь колечек на карнизе? Почему одна половина шторы висит на тринадцати колечках, а другая на четырнадцати? Как часто она пыталась пересчитать, сколько номеров журнала «Наука в картинках» лежит в толстой стопке под письменным столом? И каждый раз сбивалась со счёта. Ей не удалось пересчитать и количество незабудок на шторах — какие-нибудь цветки всегда прятались в складках.

Под кроватью лежал китайский дневник. Сесилия пошарила рукой… да, фломастер тоже был там.

Китайский дневник представлял собой обтянутую материей записную книжку, которую Сесилии подарил врач в больнице. Когда она подносила дневник к свету, чёрные, зелёные и красные шёлковые нити начинали переливаться.

У неё не получалось много писать в дневнике, да и писать было особенно не о чем, но Сесилия решила записывать все мысли, которые приходили в голову, пока она лежала и размышляла. Она пообещала себе никогда не зачёркивать то, что пишет, каждое слово должно оставаться в дневнике до самого Судного дня. А как интересно будет читать этот дневник, когда она вырастет! Девочка вывела на всю первую страницу: «ЛИЧНЫЕ ЗАМЕТКИ СЕСИЛИИ СКОТБЮ».

Она тяжело опустилась обратно на подушку и прислушалась к звукам, доносившимся снизу. Иногда мама звенела столовыми приборами на кухне, а в остальном в доме стояла полная тишина…

Они могли вернуться из церкви в любой момент. Прямо перед их возвращением — или сразу после — раздастся рождественский колокольный перезвон. Его услышат те, до кого доносится звук колоколов церкви в Скотбю. Обычно вся семья Сесилии выходила на лестницу, чтобы лучше их слышать.

В это Рождество Сесилия не могла стоять на лестнице и слушать, как колокола возвещают о приходе праздника. Она была больна, и она не просто плохо себя чувствовала, как в октябре и ноябре. Сейчас Сесилия была настолько больна, что Рождество казалось пригоршней песка в кулаке, просачивающейся сквозь пальцы, в то время, как она спала или дремала. Во всяком случае, её забрали из больницы. А там рождественские украшения развесили уже в начале декабря.

Хорошо, что она уже праздновала Рождество раньше. Сесилия считала, что единственное в мире, что никогда не меняется — это Рождество в Скотбю. На протяжении нескольких дней люди делали одно и то же из года в год и даже не задумывались о том, почему они это делают. «Так принято», — говорили они. И этого было достаточно.

В последние дни она старалась следить за всем, что происходило на нижнем этаже. Шум, производимый во время приготовления пищи и развешивания рождественских украшений, доносился до неё в виде маленьких сгустков звуков.

Иногда Сесилия представляла себе, что первый этаж — это земля, а сама она — на небесах.

Вчера вечером они принесли домой ёлку, а потом, после того как Лассе лёг спасть, папа её нарядил. Сесилия её ещё не видела! Она ещё не видела ёлку!

Хорошо, что у неё болтливый младший брат. Он всегда говорил о том, что другие только видели или думали. Он держал её в курсе подготовки к Рождеству и украшения дома. Он вёл для сестры тайные репортажи из нижнего мира.

На прикроватной тумбочке у Сесилии теперь лежал колокольчик. Она в него звонила, когда хотела в туалет или когда ей что-нибудь было нужно. Обычно первым приходил Лассе. Случалось, что Сесилия звонила в колокольчик только для того, чтобы брат рассказал ей о том, как они пекли сладости или как развешивали украшения.

Папа обещал отнести Сесилию в гостиную, когда придет пора распаковывать подарки. Она хотела новые лыжи. Старые доставали ей только до подбородка. Мама предлагала подождать с лыжами и другим спортивным инвентарём до её выздоровления, но тут Сесилия запротестовала. Она хотела получить на Рождество лыжи, и точка!

— Неизвестно, сможешь ли ты встать на лыжи этой зимой, Сесилия.

Услышав это, девочка смахнула вазу с цветами на пол.

— Я точно не смогу встать на лыжи, раз у меня их нет.

Не меняя выражения лица, мама принесла веник и совок. Хуже не придумаешь. Собирая цветы и осколки вазы, она сказала:

— Я думала, что тебе захочется что-нибудь интересное, с чем можно посидеть в постели.

Сесилии показалось, что её ударили в висок. «С чем можно посидеть в постели!» И она уронила на пол блюдце и стакан сока. Мама не рассердилась и на этот раз. Она мела и собирала осколки, мела и собирала.