Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом - Илья Троянов

ПРЕЖДЕ ЧЕМ СОВЕРШИТЬСЯ ВЕЛИКОМУ-ПРЕВЕЛИКОМУ МНОЖЕСТВУ БРОСКОВ, в тайной столице игроков, в городе, который до того надежно укрылся в горах, что о его существовании не подозревал ни один сборщик налогов, и даже географы царей, султанов и генеральных секретарей не означили его на своих алчных картах, в горах под названием Балканы изо дня в день совершалось одно и то же действо. Действо это, внушающее не меньшее доверие, чем церковный благовест, имело своим исходным пунктом банк. Во всяком случае, там на фронтоне, поверх портала, красовалась надпись «БАНКА», и широкая лестница вела под его сень, но с тех самых пор, как была изобретена игра в кости, еще ни один человек не заходил в эту «БАНКУ». Ни разу эта лестница по будням не доставляла к входу клиентов, дабы затем свести их вниз, ни разу не стенала в часы пик под бременем своих обязанностей и, расправляя перышки в обеденный перерыв, не стряхивала пыль, желая уничтожить даже мельчайшие следы своего родства с дорогой. Не было ни клиентов, которые бодро или боязливо переступают порог, ни мыслей, которые сосредоточены вокруг стопки пестрых бумажек, ни профессионально-привычных взглядов со стороны банковских служащих, ни тех порций иллюзий, которые, будучи извлечены из толстокожих вместилищ, молниеносно пересчитываются и равнодушно подаются в окошечко.

О том, что же там все-таки есть, не знали и мужчины, которые изо дня в день чего-то дожидались перед этим зданием, и что бы там ни было, им оно не требовалось. Зато все знали человека, который выходил оттуда: Бай Дан. Он выходил из тени портала, он поправлял свой галстук — протокольное действо, означающее, что Старые горы и на сей раз остались верны себе. Это и было отмеченное барабанной дробью начало всех начал. Кто ранее стоял, прислонясь к колонне, выпрямлялся, кто сидел на корточках, вставал. И вниз по лестнице шествовал квазидиректор банка, бывший на самом деле Великим Магистром игры в тайной столице игроков.

— День добрый, Бай Дан. — Мешанина голосов, мешанина из самоуверенности и сковывающей язык нервозности.

Молодежь еще не обучена, вопросы задает осторожно, но она гордится хотя бы тем, что ей дозволено присутствовать. Она приплясывает вокруг тех, кто уже состоялся, боясь привлечь к себе внимание, стараясь дышать как можно тише, полная надежд… Бай Дан улыбается, слышит голоса, слышит Пенчо, и Димчо, и Элина, и Умеева, устами которого обычно вещает его жена… тебе что, опять туда приспичило, никому не нужная затея, пустая трата времени, дьявольские забавы, и пожалуйста, пожалуйста, вернись сегодня пораньше.

Мужчины движутся вниз по улице, клубок голосов скатывает день, наматывает на себя как значительное, так и банальное, все, что произошло в городе с прошлого вечера. В конце главной улицы процессия сворачивает налево, под арку, к центру города, к южному центру, к кафе игроков. К каменным, высотой в человеческий рост стенам лепятся деревянные дома, с бесстыдством тучности выставив напоказ набитые животы. Это они превратили улицу в хоть и милый, но совершенно никчемный переулочек. А когда они предаются разгулу и затем устают, устают донельзя, то сонливо, нахлобучив крышу на лоб, наваливаются в защитной дремоте на переулочек и делают его настолько узким, что соседи из противоположных домов могут по настроению либо пожать друг другу руки, либо оттаскать друг друга за усы.

Средоточием жизни этого города правит лысый, коренастый и грузный тип. Широко расставив ноги, он бдит перед дверью своего кафе — и ждет, и знает: они придут, прямо сейчас, как приходят каждый день, — придут на маленькую площадь, где каштаны и колодец, и попасть на нее можно лишь через тот самый переулочек, по которому и шагают игроки. Процессия вливается в маленькую площадь и наводняет ее.

— Бай Дан! Наконец-то! Приветствую тебя!

— А я тебя, Пейо!

— Как прошел день, Бай Дан?

— Спасибо, а твой?

— Мой только начинается… а как здоровье?

— Не жалуюсь! А твое?

— Как всегда, не о чем и говорить.

— Что слышно нового, Пейо?

— А что может быть слышно, Бай Дан? Они ждут тебя.

— А как семья?

— Все путем, Бай Дан, все путем. Но скажи на милость, где ты пропадал?.. Почему нам так долго пришлось тебя дожидаться? Чем мы тебе не угодили? Или в другом месте тебя лучше обслуживают, или тебе не по вкусу мое гостеприимство? Кто захочет ходить ко мне, если ты меня не почтишь?

— Ну что ты, Пейо, Пейо! Какой же петух не нарушит тишины при восходе солнца? У тебя мы всегда как дома, куда ж нам еще идти?

— Рад это слышать, Бай Дан, такие слова мне по душе. Но чего ради мы разболтались перед дверью, когда за дверью нас ждет столько дел?

И, как обычно, хозяин заходит первым, через плечо переброшено белое полотенце, которое на исходе вечера пятнами и другими следами поведает историю долгого дня. Когда наводишь глянец на игральные кости, они оставляют отпечаток своей непредсказуемости, полотенце стирает деяния неверных, пьяных рук, беззаботная муха чистит крылышки, прежде чем ее грубо шуганут прочь. Хозяин теребит свои губы, изображает глубокое раздумье, расхаживает по залу и указывает на самый большой стол, окруженный широкими скамьями. Вот за этим столом Бай Дан каждый вечер бросает игральные кости, являя игрокам свое мастерство. А хозяин кричит своей матроне: «Вейка, у нас гости, поставь-ка еще кофе на огонь!..» — «А какие у нас гости?» — доносится ответ сквозь занавеску, которая защищает кухню от посторонних взглядов. Игроки, усевшиеся тем временем вокруг стола, отвечают на ее вопрос с плутовской усмешкой: «Это сборщик налогов, Вейка». — «Эй, почтеннейшая, с вами говорит бургомистр, доктор, инспектор, директор»… Голова с огромным носом появляется из-за занавеса… а ну, дайте мне хоть одним глазком взглянуть, как они выглядят, эти господа. Ах вы, неверные ятаганы, вы, видно, не желаете нынче отведать моих цукатов?.. И тут гости с виноватым видом заказывают какую-нибудь ерунду к своему кофе.

Кофе подан и с удовольствием выпит, хозяин занимает место перед занавеской, руки у него скрещены за спиной. Наступила тишина, шапки горой навалены в углу, звяканье и шипенье позади занавески сулят ужин. Допитые чашки перевернуты вверх дном. Через некоторое время мужчины заглядывают в свои чашки, предаваясь бесплодным размышлениям. Одна лишь Вейка может истолковать осевшую на дне кофейную гущу, одна лишь Вейка способна заглянуть в исход тишины…