Мечтатель - Иэн Макьюэн

Когда Питеру Форчуну было десять лет, взрослые, случалось, говорили ему, что он трудный ребенок. Он их не понимал. Он совсем не чувствовал себя трудным. Он не бросал молочные бутылки в стену сада, не выливал себе на голову кетчуп, изображая, что это кровь, не рубил лодыжку бабушке саблей, хотя иногда подумывал об этом. Ел он все, кроме рыбы, яиц, сыра и овощей, – даже картошку ел. Он был не шумнее, не грязнее и не глупее всех своих знакомых. Имя и фамилию его легко было произнести и написать без ошибок. И лицо его, бледное, в веснушках, нетрудно было запомнить. Он каждый день ходил в школу, как все дети, и за особый подвиг это не считал. Допустим, с сестрой воевал – но и она с ним тоже. И никогда к ним не стучались полицейские, чтобы его арестовать. Врачи в белых халатах никогда не предлагали отвезти его в сумасшедший дом. В общем, на взгляд самого Питера, жить с ним было вполне легко. Чего в нем трудного?

Понял это Питер позже, когда уже давно был взрослым. Его считали трудным потому, что он был молчалив. Это людей беспокоило. А еще он любил быть один. Конечно, не все время. И даже не каждый день. Но любил уединиться на часик у себя в спальне или в парке. Любил побыть один и подумать свои мысли.

Взрослым нравится думать, будто они знают, что творится в голове у десятилетнего ребенка. Но знать, о чем думает человек, невозможно, если он об этом не рассказывает. Вот увидят, как летним днем Питер лежит на спине, жует травинку и смотрит в небо. «Питер! Питер! О чем задумался?» – крикнут они. Питер вздрогнет и сядет. «Да так. Ни о чем». Взрослым понятно, что в голове у него что-то происходит, но они этого не слышат, не видят и не чувствуют. Они не могут сказать Питеру: «Перестань», раз не понимают, чем он занят. Может, он школу поджигает, или сестру крокодилу скармливает, или прыгает с воздушного шара. Видят только, что мальчик, не мигая, смотрит в голубое небо и не слышит, когда его окликаешь.

И что любит побыть один – взрослым это тоже не очень нравилось. Им не нравится даже, когда взрослый хочет побыть один, – когда ты с другими, им понятно, что ты затеваешь. Ты затеваешь то же, что они. Ты должен быть с ними вместе, иначе всем им портишь дело. Питер смотрел на это по-другому. Быть с другими – хорошо, но в свое время. Однако этого бывает чересчур много. Он считал, что если бы люди меньше времени проводили вместе и меньше требовали, чтобы с ними были вместе, а каждый день хоть немного были одни, чтобы вспомнить, кто они такие и кем могут стать, тогда мир был бы более радостным местом и, может, войны никогда бы не случались. В школе он часто оставлял свое тело за партой, а в мыслях уносился далеко. Даже дома у него из-за этого бывали неприятности. Однажды под Рождество отец Питера, Томас Форчун, развешивал украшения в гостиной. Это занятие он терпеть не мог. У него всегда портилось настроение. Он решил прилепить повыше в углу несколько цветных ленточек. В углу стояло кресло, в кресле сидел Питер и ничего не делал.

– Сиди, Питер, – сказал отец. – Я встану на спинку кресла, иначе не дотянусь.

– Хорошо, – сказал Питер. – Давай.

Томас Форчун залез на спинку, а Питер был погружен в свои мысли. Это казалось, что он сидит без дела, а на самом деле он был очень занят. Он придумывал интересный способ спуска с горы – на вешалке, по проволоке, натянутой между соснами. И пока папа, стоя на спинке, кряхтел и тянулся к потолку, Питер раздумывал над этой задачей. Как спуститься, чтобы не стукаться о деревья, к которым привязана проволока?