Беженец - Алан Гратц

Бац! Бух!

Йозеф Ландау подскочил и сел на кровати. Сердце бешено колотилось. Раздался звук, будто кто-то выбил входную дверь. Или ему это приснилось?

Вокруг было темно. Йозеф внимательно прислушался. Он еще не привык к звукам этой новой, совсем маленькой квартиры, в которую пришлось перебраться его семье. Прежнее жилье теперь было им не по карману. Особенно с тех пор, как нацисты объяснили отцу Йозефа, что ему как еврею больше не позволено заниматься адвокатской практикой.

Рут, младшая сестра Йозефа, по-прежнему спала на другом конце комнаты. Йозеф попытался расслабиться. Может, это всего лишь кошмарный сон.

Что-то во тьме, за дверью, пошевелилось. До Йозефа донеслись надсадное кряхтенье и шарканье.

«В доме чужие?»

Йозеф снова лег, но глаз не закрыл. В соседней комнате раздался оглушительный грохот.

Проснувшаяся Рут, которой шел шестой год, пронзительно закричала от охватившего ее слепого ужаса.

– Мама! – позвал Йозеф. – Папа!

Огромные тени ворвались в комнату. Воздух вокруг них, казалось, потрескивал, как статические разряды в радиоприемнике. Йозеф попытался спрятаться в углу кровати, но темные руки потянулись к нему, схватили. Он завопил громче сестры, заглушив ее крики, и в панике пытался отбиться ногами, пока одна из теней не поймала его за щиколотку и не потащила по кровати, лицом вниз. Йозеф цеплялся за простыни, но силы были неравны. Йозеф так испугался, что обмочился; и жаркая влага наполнила пижамные штанишки.

– Нет! – вопил Йозеф. – Нет!

Тень швырнула его на пол, другая подняла Рут за волосы и отвесила оплеуху.

– Молчать! – завопила тень и бросила Рут на пол рядом с братом.

Напуганная девочка смолкла, но ненадолго, после чего взвыла еще громче.

– Тише, Рут, тише, – умолял Йозеф и, взяв сестру на руки, обнял, пытаясь защитить. – Не кричи, малышка.

Дети скорчились на полу, с испугом наблюдая, как тени подняли кроватку Рут и бросили в стену. Бах! Обломки разлетелись по полу. Тени сорвали картины, вытащили из бюро ящички и разбросали одежду, разбили абажуры и электролампочки.

Рут и Йозеф вцепились друг в друга, насмерть перепуганные, с мокрыми от слез лицами. Тени снова схватили детей и поволокли в гостиную, где швырнули их на пол и включили люстру.

Когда глаза Йозефа привыкли к свету, он насчитал семерых незнакомцев, вторгшихся в его дом. На некоторых была гражданская одежда: белые рубашки с закатанными рукавами, серые слаксы, коричневые шерстяные кепи, кожаные рабочие ботинки. Другие же носили коричневые рубашки и нарукавные повязки с красной свастикой. Это были Sturmabteilung, штурмовики Адольфа Гитлера.

Мать и отец Йозефа тоже лежали на полу, у ног коричневорубашечников.

– Йозеф! Рут! – вскрикнула мама, увидев их. Она бросилась к детям, но стоящий рядом нацист схватил ее за ночную рубашку и оттащил.

– Аарон Ландау! – сказал отцу один из коричневорубашечников. – Ты продолжаешь заниматься адвокатской практикой, несмотря на то что евреям запрещено это делать, согласно Закону о восстановлении профессиональной гражданской службы от 1933 года. За это преступление против германского народа тебя отправят в концлагерь.

Йозеф в панике уставился на отца.

– Это недоразумение, – попытался оправдаться папа. – Если только вы дадите мне возможность объясниться…

Коричневорубашечник, проигнорировав отца, кивнул. Двое нацистов подняли отца за шиворот и потащили к двери.

– Нет! – закричал Йозеф.

Он понимал, что должен сделать что-то. Он вскочил, вцепился в руку одного из тех, кто тащил отца, и попытался его оттолкнуть. Йозефа тут же схватили двое и держали, пока он вырывался.

Старший нацист рассмеялся.

– Смотрите на этого! – воскликнул он, показывая на мокрое пятно на штанишках Йозефа. – Мальчишка обоссался!

Нацисты дружно расхохотались. Лицо Йозефа загорелось от стыда. Он стал вырываться с новой силой:

– Скоро я стану мужчиной! Через шесть месяцев и одиннадцать дней!

Нацисты снова зашлись хохотом.

– Шесть месяцев и одиннадцать дней! – повторил за ним коричневорубашечник. – Можно подумать, он умеет считать!

И внезапно став серьезным, добавил:

– Возможно, скоро и ты попадешь в концлагерь, как твой отец.

– Нет! – крикнула мать. – Моему сыну всего двенадцать! Он еще мальчик! Пожалуйста, не надо!

Рут вцепилась в ногу Йозефа и заскулила:

– Не забирайте его! Не забирайте!

Коричневорубашечник поморщился от шума и небрежно махнул рукой нацистам, тащившим Аарона.

Йозеф молча наблюдал, как они волокут отца под всхлипывания матери и завывание Рут.

– Не спеши взрослеть, мальчик, – бросил ему коричневорубашечник. – Мы скоро придем за тобой.

Нацисты разгромили остальную часть дома. Разбили мебель, расколотили тарелки, порвали занавески. И исчезли так же внезапно, как и появились. Йозеф с матерью и сестрой стояли на коленях посреди комнаты и прижимались друг к другу. Наконец, выплакав все слезы, Рашель Ландау повела детей в спальню, кое-как привела в порядок постель, уложила их и обнимала до самого утра.

В последующие дни Йозеф узнал, что их семья была не единственной, на которую в ту ночь напали нацисты. По всей Германии уничтожали еврейские дома, предприятия и синагоги. Десятки тысяч мужчин-евреев были арестованы и отправлены в концентрационные лагеря.

Нацисты назвали эти погромы Kristallnacht – Хрустальной ночью, или Ночью разбитых витрин.

Их посыл читался открыто и без официальных заявлений: Йозефа и его семью больше не желали видеть в Германии. Но он, его мать и сестра не хотели покидать страну. Потому что не могли уехать без отца. Мать неделями ходила от одного правительственного учреждения к другому, пытаясь выяснить, где ее муж и как его вернуть. Она так ничего и не добилась, и Йозеф отчаялся вновь увидеть отца. Но через полгода после ареста Аарона Ландау они получили телеграмму. Телеграмму от папы! Его выпустили из концлагеря Дахау при условии, что он в течение двух недель покинет страну.

Йозеф не хотел уезжать. Германия – его дом. Куда им деваться? Как они будут жить? Но нацисты уже дважды велели им убираться, и семейство Ландау не собиралось сидеть в ожидании того, что с ними сделают.