Книжная девочка - Мария Воронова

Прислушавшись к легким шагам Натальи Павловны в глубине квартиры, Мила вздохнула. Так вдруг захотелось оказаться в своей уютной норке, пить кофе в ночной рубашке, сонной, совершенно одной!

Здесь она тоже как бы у себя дома и вольна выползти из спальни в любом виде, но находиться рядом со свекровью в халате и растрепанной – хуже, чем нагишом. Со вкусом чертыхнувшись себе под нос, Мила оделась. Увы, есть кое-что, что нельзя снять вместе с халатом. Десяточек-другой лишних килограммов. Рядом с подтянутой пожилой дамой она ощущала свою полноту особенно остро, читая жалостливое презрение во взгляде Натальи Павловны. Она даже знала, каким словом та о ней думает: «распустеха». Довелось как-то подслушать.

– Доброе утро, Милочка!

Маленькая «м» в имени слышалась очень отчетливо. По несчастному стечению обстоятельств ее имя совпадает со старорежимным обращением к горничным (милочка, подайте чаю), и старуха этим пользуется. Она обожает все дворянское. До хруста, так сказать, французской булки…

Заваривая кофе, Мила вспомнила хрестоматийное Милочка-Людочка из фильма «Покровские ворота» и улыбнулась. Неправильно говорят, что имя – это судьба. Наоборот, судьба извлекает производную из твоего имени. Урожденный Иван Иванович Иванов может превратиться в решительного и компетентного руководителя Иванова, в интеллигента и хорошего специалиста Ивана Ивановича, в надежного мужика Ивана и в безобидного услужливого алкаша Иваныча. А также в разгильдяя Ваньку и в ласкового, но бесполезного Ванечку.

А она всю жизнь, целых сорок лет, Мила. С кем бы ни познакомилась, Людмила Эдуардовна исчезает моментально. И, пожалуйста, остаток: не деловая и решительная Люда, даже не романтичная Люся в бирюзе и рюшечках, а недалекая уютная Мила. Милочка, одним словом.

– Прошу вас, – улыбаясь слишком искренне, она протянула чашку Наталье Павловне.

– Спасибо, Милочка! Вы делаете изумительный кофе.

– Я тут ни при чем, Наталья Павловна. Залить кипятком может любой.

– Не скажите. – Старая дама одарила ее улыбкой, которая в шесть утра показалась Миле людоедской. – Я много раз пыталась заварить кофе по вашему рецепту, строго следуя предписаниям, а у меня не получалось даже наполовину так вкусно!

«Ну правильно, – мрачно подумала Мила. – Почему кофе в этом смысле должен отличаться от других продуктов?»

Фирменный Милин рецепт был изобретен ею давным-давно, в одно из первых дежурств в клинике. От души насыпать молотый кофе в металлическую кружку, залить крутым кипятком и на три минуты накрыть крышкой. Все! Проще некуда, но кофе получался по-настоящему вкусным, так что Мила стала использовать этот способ приготовления и дома, даже специальную большую кружку завела.

Наслаждения, как обычно, хватило ровно на полчашки. После нескольких глотков проснувшийся мозг напомнил, что нужно успеть приготовить завтрак с обедом и перегладить белье.

Допивая кофе уже на ходу, Мила захлопотала. А Наталья Павловна включила телевизор.

Красивая старая женщина, сохранившая к семидесяти годам и фигуру, и осанку, она всегда тщательно следила за собой. Дома ходила в юбках и блузках, прическа волосок к волоску, легкий макияж, а вечером – непременная капелька «Шанель № 5». Не все женщины так собираются на службу, как Наталья Павловна – в кухню собственной квартиры. На ногах у нее всегда туфли. Шаркать любимыми шлепанцами рядом с этим образцом элегантности было невозможно, приходилось соответствовать.

«Какого черта ты каждый день поднимаешься в шесть утра? – размышляла Мила, с неприязнью поглядывая на безмятежную даму. – Тебе некуда торопиться, поспи хоть до восьми, дай людям спокойно собраться на работу! Чтобы мне не надо было наводить красоту два раза за утро! Я уж не говорю, что ты, пенсионерка, могла бы заниматься хозяйством, а не спихивать все на много и тяжело работающую женщину. Под предлогом «ах, Милочка, теперь вы здесь хозяйка!». Хозяйка, как бы не так! Бесплатная прислуга, это вернее».

– Боже мой, какая пошлость, – воскликнула Наталья Павловна, кивая на экран, где шла довольно откровенная реклама. – Эта нарочитая, болезненная сексуальность говорит не только о распущенности, но и об умственной деградации нации!

Мила только кивнула. В этом семействе принято мыслить глобально, с размахом. Она давно заметила грустную закономерность: чем меньше человек способен устроить собственную судьбу, тем больше его тянет рассуждать о судьбах нации.

– Человек, выставляющий напоказ свои инстинкты, просто глуп, – продолжала Наталья Павловна. – Он мало чем отличается от животного, вы согласны?

Мила кивнула, чувствуя, что краснеет. Как говорил Винни Пух, «это жжжж неспроста».

Вчера они с мужем позволили себе кое-что, и, хоть старались не шуметь, Наталья Павловна могла слышать их возню через стенку. И это продолжалось довольно долго – в чем в чем, а в холодности Милиного мужа не упрекнешь.

Она невольно улыбнулась, вспоминая вчерашнюю ночь.

Помешали, значит, старухе спать, и теперь она намекает, что пора бы сократить плотские утехи. Секс, мол, для дураков.

– Да, для этого дела не обязательно быть Эйнштейном, но, с другой стороны, не обязательно Эйнштейном и не быть, – фальшиво засмеялась Мила. – Главное, чтобы людям было хорошо вместе, интеллект тут роли не играет. А телевизор можно просто не смотреть.

– Вот как? – Наталья Павловна вздернула бровь.

– Да, так. Выключите газ под супом через час, будьте добры, а я пойду гладить.

Удостоившись кивка, Мила пошла в гостиную, где ее ждал приятный сюрприз. Женя, оказывается, все перегладила.

Настроение сразу поднялось. Девушка Женя, хоть и не родственница, была в этой семье единственным человеком, к которому Мила относилась с искренней симпатией.

Женину внешность можно было бы назвать неброской, даже невзрачной, но заурядной – никогда. Порой таких людей долго не замечаешь, но вдруг взглянешь – и навеки очарован их прелестью.

Фигурка у Жени была легкая, скромная по части традиционных атрибутов женской красоты, а нарядами девушка себе привлекательности не добавляла: одевалась с той почти эксцентричной бедностью, которую могут спокойно переносить только очень свободные или очень далекие от реальности натуры. На хорошую одежду денег никогда не было, а ходить в дешевке не позволял врожденный вкус. А может быть, скупость Натальи Павловны, кто знает?

Девушку одевали «из чемодана». Периодически с антресолей извлекали древние фанерные кофры в железных уголках и с примотанными голубой изолентой ручками, перетряхивали слежавшиеся вещи и после небольшой переделки торжественно вручали Жене с напутствием: это настоящее французское, такого натурального шелка теперь не найдешь. Было в этом действе что-то невыносимо археологическое, и Мила, юность которой прошла примерно так же, только «из сундука», очень сочувствовала Жене.