Лука и Огонь Жизни - Салман Рушди Страница 9

— Напротив, мой юный будущий убийца, — парировал он, — это имеет прямое отношение к предмету разговора. Если уж однажды Ничто взорвалось и из него получилась целая Вселенная, возможно и обратное. Можно ли взорваться и перейти в Не-Бытие, точно так же как и, взорвавшись, перейти в Бытие? Любой человек, будь то Наполеон Бонапарт, например, или император Акбар, или Анджелина Джоли, или твой отец, вернется в Ничто, когда… дело закончено? В результате Малого, я имею в виду личного, Обратного Взрыва?

— Обратного Взрыва? — недоумевая, повторил Лука.

— Вот именно, — сказал Никтопапа. — Не начало, а завершение.

— Вы хотите сказать, — Лука почувствовал, как в нем закипает гнев, — что мой отец вот-вот взорвется и превратится в Ничто? Вы это хотите сказать?

Никтопапа промолчал.

— А как же жизнь после сме… — начал было Лука, но замолчал, хлопнул себя по голове и спросил по-другому: — Как же Рай?

Никтопапа молчал.

— Вы хотите сказать, что Рай не существует? — настаивал на своем Лука. — Если вы так считаете, то я знаю много людей в этом городе, у которых найдутся весомые контраргументы.

Никтопапа хранил молчание.

— Что-то вы вдруг лишились дара речи, — рассердился Лука. — Может, у вас припасено куда меньше доводов, чем вы полагаете? Может, не такая уж вы важная шишка?

— Да плюнь ты на него, — посоветовал медведь Пес тоном старшего брата. — Лучше возвращайся домой.

— Мама будет беспокоиться, — подхватил пес Медведь.

Лука все еще не привык к тому, что животные говорят по-человечески.

— Я хочу получить ответ, прежде чем уйду, — заупрямился он.

Никтопапа медленно кивнул, словно заканчивая разговор с кем-то незримым.

— Я отвечу, — пообещал он. — Когда я закончу дело, когда вберу в себя, отняв у твоего отца… Впрочем, неважно, что именно я отберу у твоего отца, — торопливо добавил он, заметив, как изменилось лицо Луки, — тогда я взорвусь обратно, я сам! Я обрушусь сам в себя и просто перестану Быть.

Лука был потрясен.

— Вы? Так это вы умрете?

— Перестану Быть, — поправил его Никтопапа. — Это более точный термин. Я ответил сразу на третий вопрос и теперь могу добавить, что, во-первых, меня никто не посылал, скорей, можно сказать, что кто-то послал за мной. Во-вторых, я пришел не откуда-то, а от кого-то. Если ты соберешься с мыслями, то сообразишь, кто такие никто и кто-то, тем более что они едины, а я всего лишь точная копия Обоих, которые составляют Одного.

На востоке засияло серебряное солнце. Пес и Медведь явно заволновались. Луке действительно надо было возвращаться домой и собираться в школу. Сорайя изведется от беспокойства. Может, она уже послала Гаруна поискать брата на соседних улицах. Если Лука появится дома к завтраку, ему придется туго. Впрочем, Лука вовсе не думал ни о завтраке, ни о школе. Какое ему сейчас дело до хлопьев с молоком, Ратшита или географии! Он сейчас думал о том, о чем никогда в жизни не думал. Он думал о Жизни и Сме… ну, скажем, о He-Жизни. Он до сих пор так и не мог выговорить то жуткое слово.

— Огонь Жизни может спасти моего отца, — предположил он.

— Если ты сумеешь похитить его, — сказал Никтопапа, — то, без сомнения, спасет.

— Он вернет Псу и Медведю их настоящий облик.

— Вернет.

— Что случится с вами? Если нам удастся это сделать?

Никтопапа промолчал.

— Тогда вам не придется обратно взрываться? Не придется Не-Быть?

— Именно, — вздохнул Никтопапа. — На этот раз нет.

— И вы уйдете?

— Да, — заверил Никтопапа.

— Уйдете и никогда не вернетесь?

— «Никогда» — это слишком сильно сказано, — ответил Никтопапа.

— Ну ладно… Но вы не вернетесь долго-долго?

Никтопапа только голову наклонил в знак согласия.

— Долго-долго? — настаивал Лука.

Никтопапа поджал губы и развел руками, словно сдаваясь.

— Долго-предолго…

— Не стоит испытывать судьбу, — сурово произнес Никтопапа.

— Вы ведь именно поэтому нам помогаете? — пришел к выводу Лука. — Не хотите обратно взрываться. Стараетесь спасти собственную шкуру.

— У меня нет шкуры, — сказал Никтопапа.

— Не доверяю я ему, — заявил пес Медведь.

— Не нравится он мне, — добавил медведь Пес.

— Ни единому словечку его не верю, — сказал пес Медведь.

— Не может быть, чтобы он просто так ушел, — сказал медведь Пес.

— Это все обман, — сказал пес Медведь.

— Это ловушка, — сказал медведь Пес.

— Где-то здесь подвох, — сказал пес Медведь.

— Где-то должен быть подвох, — сказал медведь Пес.

— Спроси-ка у него, — сказал пес Медведь.

Никтопапа снял панаму, почесал лысину, опустил глаза и вздохнул.

— Да, — сознался он. — Подвох есть.

На самом деле было даже два подвоха. Первый, по словам Никтопапы, заключался в том, что за всю историю существования Волшебного Мира никому еще не удавалось похитить Огонь Жизни. На пути к нему стояло столько преград, что и десятой доли не перечислишь. Не было конца напастям и головокружительным опасностям, так что лишь самый безрассудный искатель приключений мог пойти на такое дело.

— Никому-никому не удавалось? — переспросил Лука.

— Безусловно, — ответил Никтопапа.

— Что случилось с теми, кто пытался? — настойчиво допытывался Лука.

Никтопапа сурово глянул на него.

— Лучше тебе этого не знать, — изрек он.

— Ну ладно, — смирился Лука. — А второй подвох?

Вокруг них сгустилась тьма, словно на солнце нашла туча, хотя оно вовсю светило на востоке. Никтопапа тоже будто потемнел. Похолодало. Все звуки будто отдалились. Наконец Никтопапа заговорил, и голос его звучал тяжко и грозно.

— Кто-то должен умереть, — возвестил он.

Лука испытывал одновременно гнев, недоумение и страх.

— Что вы этим хотите сказать? — Голос его сорвался на крик. — В чем тут подвох?

— Если кого-то вроде меня призывают, — растолковал Никтопапа, — кто-то должен заплатить за этот призыв своей жизнью. Мне очень жаль, но таков закон.

— Глупый закон, скажу я вам, — заявил Лука, стараясь говорить твердым голосом, хотя внутри у него все сжалось. — Кто это выдумал?

— Кто выдумал законы тяготения, движения или термодинамики? — спросил Никтопапа. — Может, тебе известно, кто их открыл, но открыть — дело другое, а вот кто выдумал? Кто изобрел время, любовь, музыку? Некоторые вещи просто существуют по своим собственным законам, и ничего с этим не поделаешь.