Бердолька Чарли и Гертруды Богранд - Д. Мицкис Страница 4

За окном прогремели взрывы салюта, за ними – радостные голоса туристов. На освещённом яркой луной небе засверкали рубиновые вспышки. Высоко над городом летали тысячи фонариков.

Праздник омрачал только звонок, которого не могло быть.

Это невозможно! Миссис Пипкин убеждала себя, что её муж просто не в себе. Да. Первый звонок был техническим сбоем. Где-то на линии. Второй – её мужу просто почудился. Наверняка он… он просто задремал.

Миссис Пипкин откупорила припрятанную бутылку «бренди не для гостей», налила себе немного и выпила за Тутси «Ласточку» Фридерман, упокой Господь её душу.

* * *

Миссис Пипкин проснулась. Хотя и не помнила, как уснула. Не могла даже понять, где именно сейчас находится. И только спустя несколько минут обнаружила себя на диване в гостиной: телевизор был выключен, огни на ёлке погасли. Бутылка с бренди – опрокинута. Возле неё сидел Патиссон, пытаясь носом пролезть в узкое горлышко. Храп мистера Пипкина доносился со второго этажа.

На улице было светло: яркие лучи пробивались даже сквозь плотные занавески. Миссис Пипкин сначала подумала, что наступило утро (не громыхали салюты; нет радостных криков). Она поднялась с дивана, стараясь не наступить Патиссону на хвост. И, переваливаясь из стороны в сторону, подошла к окну.

С безоблачного неба падал не то снег, не то пух. Звезда, будто путеводная, освещала Райскую улицу и собравшихся на ней туристов. Они молчали, наблюдая за окнами Дома-Номер-Четырнадцать. В одном из них горел тусклый, будто от свечи, свет. Миссис Пипкин сделала вывод: судя по всему, круиз по Средиземному морю для семейства Бо́грандов завершился.

Видимо, бокал бренди раскупорил чрезмерное любопытство миссис Пипкин – настолько сильным было желание узнать, зачем же здесь собрались все эти люди. Нужно узнать подробности и завтра же рассказать соседям! Миссис Пипкин заварила ромашковый чай, надела пальто, домашние тапочки и вышла на веранду. И хотя не удалось тихо закрыть дверь, никто из собравшихся туристов (а их было не менее тысячи, и все – в разноцветных хитонах) не обратил на миссис Пипкин ни малейшего внимания. Казалось, все они чего-то ждут – чего-то настолько важного, словно от этого зависела жизнь каждого из них.

Стояла мёртвая тишина.

Миссис Пипкин взглянула на небо – после бренди ей казалось, что яркая звезда теперь горела прямо над крышей Дома-Номер-Четырнадцать. Спустившись по ступенькам вниз, миссис Пипкин подошла к молодой девушке в длинном бирюзовом хитоне.

– Позвольте поинтересоваться, чего все ждут? – так и горела желанием миссис Пипкин. – Вы меня понимаете? По-ни-ма-е-те?

Девушка лишь прикоснулась указательным пальцем к губам.

Миссис Пипкин услышала тихое шипение: на крыше её дома назойливый мальчик кормил белых воронов и снова пускал мыльные пузыри. Миссис Пипкин не могла понять, почему он не замерзает «как все нормальные дети». И дала себе невыполнимое обещание, что после возвращения домой вызовет полицию.

Незнакомцы зашептались.

– Что случилось? Почему все галдят, а я ничего не понимаю? Тут все – иностранцы? – бесцеремонно спросила миссис Пипкин у девушки, но та снова прикоснулась указательным пальцем к губам.

Шёпот становился всё громче. От волнения или от бренди у миссис Пипкин дрожали руки. А вдруг Бо́гранды выиграли миллион и стали знаменитыми?

И вновь по Райской улице разлилось гробовое молчание. Миссис Пипкин так замечталась, представляя, как с утра будет обходить каждый соседский дом и рассказывать слухи о Бо́грандах, что не сразу заметила: дверь в Доме-Номер-Четырнадцать отворилась.

На пороге стояла женщина в малиновом хитоне.

Миссис Пипкин разочаровано вздохнула и уже хотела вернуться домой, когда услышала голос этой женщины. Её сложно было понять. Казалось, она набрала в рот сухую овсянку, жевала её, выплёвывала и одновременно пыталась что-то произнести – при этом с жутчайшим акцентом.

Туристы снова шептались.

А женщина не сдавалась. Она что-то рассказывала. И даже прослезилась от счастья; а когда закончила жевать-говорить, – на её лице появилась улыбка.

– УРА!!! – Взрыв радости прогремел на Райской улице. – ЧУДО!!!

Незнакомцы кричали, улыбались. Они поздравляли друг друга с Днём Появления На Свет, обменивались рукопожатиями. Многие обнимались, танцевали и приглашали друг друга на праздник. И каждый говорил что-то малопонятное, произнося имена Чарли и Гертруды, зачем-то добавляя в адрес миссис Пипкин слово «Pagan» [4].

– С ДНЁМ НЕРОЖДЕНИЯ! – крикнула откуда-то мисс Хапуга. – С ДНЁМ ПОЯВЛЕНИЯ НА СВЕТ!

– НА СВЕТ! – поддержали её туристы. Они запели, выстреливая в небо разноцветными огнями. Кто-то даже наливал шампанское. – ЗА ЧАРЛИ И ГЕРТРУДУ!!!

– Что случилось? – Миссис Пипкин брезгливо смотрела по сторонам.

Туристы продолжали обниматься. Они кружились в танце со снегом, перьями и пухом.

Стараясь разобрать слова незнакомцев, миссис Пипкин не замечала: облаками медленно заволокло небо – они закрыли собой сначала звёзды, а затем и луну. Время словно остановилось. Фонари на Райской улице гасли, в окнах больше не горел свет. Один за другим расходились радостные и танцующие люди, будто исчезая под хлопьями белого снега. На крыше уже не было назойливого мальчика. С веток один за другим улетали вороны.

Уходящая ночь умирала.

* * *

Мистер С. оказался у Дома-Номер-Тринадцать на Райской улице в полдень следующего дня – в сером хитоне и в котелке – по традиции, в сопровождении коробок со шляпами и цилиндрами. Уж если и жить в захолустье, думал он, то непременно со шляпами. Осмотрел окрестность. Поразмышлял секунду-другую под ворчание зонта о снеге. И сверился с компасом. Вынужден был признать: к несчастью, он прибыл в нужное место.

Вдохнув холодный рождественский воздух и выдохнув холодный рождественский воздух, Мистер С. открыл дверь своего нового дома.

Здесь всё успели оформить, как ему и обещали: кабинет точь-в-точь как в его старом доме (даже место под половицей для хранения блокнота); кухня – большая и просторная; гостиная – на первый взгляд, удобная. И кот. Мистер С. не сразу решил оставить кота. Но что-то понравилось ему в толстопузом Патиссоне.

Мистер С. приготовил кофе и сел за стол у окна. Через старый пипкинский театральный бинокль он рассматривал облупившуюся черепицу на крыше Монастыря Святой Марии. Патиссон не мешал. Он забрался по ситцевому пуфику на подоконник: его заинтересовала табличка «Продаётся» у Дома-Номер-Четырнадцать и два белых ворона на ней.

По радио играла рождественская музыка.

Райская улица больше не была похожа на место, где произошло самое долгожданное для многих событие.