Сказки - Александр Дюма Страница 36

Пьеро появился в компании поваренка, у которого под фартуком были спрятаны два вертела, захваченных утром на королевской кухне. Вертела были такими длинными, что концы их волочились в десяти шагах от его пяток.

После того, как стороны обменялись принятыми приветствиями, секунданты разыграли оружие.

— Решка! — произнес генерал и подбросил монетку.

— Орел! — сказал поваренок, поймав генеральскую деньгу и положил ее по рассеянности в карман. — Выбор оружия за нами.

С этими словами он протянул один вертел главному министру, а другой — Пьеро.

Противники встали в позицию, и бой начался.

Сеньор Лисицино, считавший себя большим мастером по части фехтования, ринулся на врага и нанес ему два колющих удара в грудь. Но — странное дело! — брызнули искры, а вертел отскочил от камзола Пьеро, как молот от наковальни.

Удивленный сеньор Альберти остановился.

Воспользовавшись замешательством противника, Пьеро нанес ему сапогом сильный удар по ногам.

Это тоже оказалось полной неожиданностью для Лисицино! Он подпрыгнул и взвыл от боли.

— Проклятие! — бешено вращая глазами, воскликнул главный министр и снова атаковал Пьеро, который был вынужден отступать, тем не менее не переставая наносить противнику сокрушительные ответные удары.

Несчастный сеньор Альберти сильно хромал, но и Пьеро оказался в затруднительном положении: отступая, он спиной уперся в дерево.

— Вот ты и попался! — воскликнул великий рубака, увидев, что Пьеро больше некуда отступать, понимая, что может пригвоздить его к дереву, как бабочку на булавку.

— Получай! — крикнул он и сделал выпад со всей яростью, на какую был способен.

Но внимательно следивший за противником главный стольник увернулся и перепрыгнул через его голову.

Вертел сеньора Лисицино глубоко вонзился в сердце дуба.

Пока министр обеими руками судорожно выдергивал свое оружие из дерева, Пьеро нанес ему ногой серию унизительных ударов пониже спины.

— Сдаюсь! Сдаюсь! — не выдержав, завопил несчастный сеньор Альберти и упал наземь.

Пьеро, как подобает великодушному победителю, прекратил свои действия и протянул руку недавнему противнику. Министр встал. Свидетели смеялись, а несчастный Лисицино не знал, куда деваться от стыда и позора.

— Сто тысяч алебард! — кричал старый генерал. — Как ловко он тебя отделал, дружище! Думаю, недели две тебе нельзя будет садиться, а это большое неудобство для кабинетного работника! Ха! Ха! Ха!

— Мосье, я приготовил Вам компрессы, — услужливо предложил поваренок, — на всякий случай.

Пошутив на эту тему еще немного, наши герои разошлись по своим делам.

Тем временем во дворце поднялся страшный переполох. За обедом король вдруг заметил, что на столе нет набора мелких блюд, подаренных королевой в день его рождения. Это возмутило Его Величество, и он потребовал, чтобы сервиз сейчас же был доставлен на стол!

Битый час оруженосцы, повара и поварята искали его, перевернув все во дворце вверх дном, но впустую.

— Где мои блюда? — кричал король. — Подать сюда мои любимые блюда! Немедленно! Или я вас всех перевешаю! По очереди! В дворцовом дворе!.. Позвать главного стольника!

— Сир, — набрался храбрости один из поварят, — господин главный стольник вышел.

— Привести его! Живого или мертвого! Живо!

— Ваше Величество, я здесь! — сказал Пьеро, входя. — А вот и то, что Вы ищете.

Сунув руку под камзол, он извлек шесть серебряных блюд. Из-за нанесенных по ним ударов вид тарелок был ужасен, более напоминая товар старьевщика, нежели монарший сервиз.

— Что это такое!? — побагровев от гнева, спросил король.

— Сир, — смиренно отвечал Пьеро, — вы, вероятно, помните данный мне приказ выгравировать на этой прекрасной серебряной посуде Вашу анаграмму?

— Еще бы не помнить! — произнес король.

— Так вот. Сегодня утром я пошел к золотых дел мастеру Вашего Величества. Боясь грабителей, я все спрятал под камзол. Но по дороге я вспомнил, что синьор Лисицино, ваш главный министр, ждет меня в Зеленом лесу, желая получить сатисфакцию.

— Сатисфакцию? — воскликнул король. — Прекрасно, сеньор Пьеро… нет, наоборот, — это плохо, даже очень плохо, господин главный стольник! Вы должны были знать, что высочайшим указом дуэли между моими подданными категорически запрещены!

— Поверьте, сир, я этого не знал.

— Ну, ладно, ладно… На первый раз я вас прощаю. Но чтобы этого больше никогда не повторилось!.. Продолжайте свой рассказ.

— Я не мог терять ни одной минуты, поскольку назначенное время уже давно прошло. Я помчался во дворец, взял в секунданты поваренка, но в спешке забыл выложить Ваши блюда.

— Стало быть вы дрались в моей посуде?

— Увы! — это так, сир, — сказал Пьеро. — К сожалению, Ваше Величество, на этот раз сеньор Лисицино не ленился.

— Ах, он негодник! — воскликнул король. Он мне за это заплатит!

— Уже заплатил, — сказал Пьеро и в подробностях описал сцену дуэли.

Рассказ Пьеро привел короля в восторг, и он поспешил передать его королеве, а та, в свою очередь — своей камер-фрейлине, которая, под большим секретом, прошептала его начальнику охраны, а тот поведал историю дуэли Пьеро и Лисицино нескольким приятелям, взяв с них слово никому об этом не говорить. В конце концов, главный министр стал притчей во языцех как во дворце, так и в городе.

В довершение всех бед сеньора Лисицино король издал указ, который назначил Пьеро на пост главного министра и приказал приобрести новый комплект мелких блюд за его счет.

— Поделом ему! Поделом! — кричали горожане и на радостях зажигали в окнах фонарики.

Не было дома, где не радовались бы разжалованию едва живого от побоев сеньора Альберти.

Придя во дворец, бывший главный министр с помощью друга-генерала улегся в постель. Его била лихорадка. Узнав о разжаловании, он впал в белую горячку и стал бредить.

То ему чудились призраки обобранных им бедняков, которые склонялись над ним и шептали прямо в ухо: «Отдай то, что ты у нас отнял! Отдай, что отнял!», то представлялась ему старуха-нищенка, ехидно просившая подаяния, показывая полный золотом кошелек, потерянный им полтора месяца назад.

Напрасно он просыпался и, с искаженным гримасой лицом и блуждающим взглядом садился на кровати, пытаясь разогнать призраки — его руки встречали лишь пустоту, а резкий и насмешливый голос старухи твердил: «Вот так наказывают дурных людей и злые сердца!»