Кот Ланселот и золотой город. Старая английская история - Марина Аромштам Страница 3

Дик взвалил тяжелый мешок на плечи.

– Ну, что застрял? Пошевеливайся. Нужно успеть до дождя.

Дик шевелился. Пот катил с него градом, но он находил утешение в том, что и эта работа закончится. К тому же мельник обещал ему заплатить. И заплатить неплохо, по представлениям Дика. Тогда они с Мэйбл смогут купить у лесничего хворост. Вязанки четыре. А может, и пять. Осень, и хворост нужен.

Когда с последним мешком было покончено, Дик вернулся в надежде, что мельник прямо сейчас выполнит обещание. Но мельник сказал:

– Что уставился? Сегодня не заплачу.

Дик вдруг сразу почувствовал, как ноют плечи.

– Получишь свои монеты, когда соберу с должников. Мне старик Гарри должен. И Пегги еще за помол не платила. Так что иди пока. – И между прочим добавил: – Эй, ты знаешь? Малютку Мэйбл увезли.

– Увезли? Кто увез?

– Да тут приезжали двое. Люди из замка. Я думал, ты уже знаешь…

Откуда Дик мог это знать? Он же с утра на мельнице!

– Ее видели с ведрами. К речке спускалась. А ее хвать – и в седло. Видать, повезли к сэру Гриндли.

Дик почувствовал, как в животе у него бешено закружились большие мохнатые бабочки.

– Зачем? Зачем ее повезли к сэру Гриндли?

– Известно зачем, – хмыкнул мельник. – Сэр Гриндли, конечно, вправе. Но это позор для Херинга.

– Позор?

– А ты думал! Такое у нас бывало. Лет пятнадцать назад бывший сэр Гриндли, нынешнего родитель, велел вот так же, перед венчанием, увезти дочку Джона.

– Это старый такой? Живет на самом краю?

– Ну, тогда он был не так стар. Так вот. Когда дочка его вернулась от сэра Гриндли, в нее все тыкали пальцем. И вроде бы даже хихикали в церкви во время венчания. Неделя всего прошла после свадьбы, молодые ехали с ярмарки по мосту. И прямо на середине воз взял да перевернулся. А дочка Джона сидела среди поклажи. Ну, и в речку – прямо с тюком.

– Это что же ее, нарочно?..

– А кто ж знает. Но дочка Джона побывала у сэра Гриндли… А потом вдруг у сэра Гриндли сгорел новый овин. Говорят, тут без Джона не обошлось. Только не доказали. Вот какие дела. В общем, малютку твою увезли. Так что смотри…

Смотреть? Куда и на что? Дик забыл о боли в плечах. Надо к Херингу! Срочно!

Кузня стояла на полпути между деревней и замком. Всю дорогу Дик бежал, так что, когда добрался до места, слова застревали в горле – воздуха не хватало:

– Херинг, ты знаешь? Малютка Мэйбл! Ее увезли!

Хэринг, мрачный как туча, сидел, уставившись на потухшие угли в горне.

– Что разорался? Знаю.

– Что ж ты сидишь?.. Разве можно позволить? Сэр Гриндли ее опозорит!

– Заткнись, сказал! – Херинг слегка шевельнул своими огромными пальцами, которыми гнул подковы. – У сэра Гриндли есть право… Мэйбл сама виновата! – вдруг взорвался кузнец. – Нечего было любезничать с ним!

– Любезничать с сэром Гриндли? – Дик не верил своим ушам. – Ты говоришь про Мэйбл? Херинг, ты спятил…

– Катись отсюда, малец! – кузнец говорил, не глядя на Дика. – Проваливай, я сказал. А то как встану и оторву тебе уши!

Ошарашенный Дик выскочил вон из кузни. Он пойдет к отцу Уильяму. Отец Уильям всегда говорил, что Божий закон для всех – и для бедных, и для богатых. Он может сказать сэру Гриндли: «Сэр Гриндли! Господь Бог милостив. А вы, сэр Гриндли, поступаете не по-божески. У малютки Мэйбл есть законный жених. Она должна обвенчаться с ним так, как положено Богом».

– Ну, и что Херинг? Знает? – отец Уильям на этот раз избегал смотреть Дику в лицо.

– Херинг? Да… Но он меня выгнал. Он сказал, – тут Дик поперхнулся от возмущения, – у сэра Гриндли есть право…

– А… Хорошо.

– Хорошо?

– Хорошо, что Херинг знает о правах сэра Гриндли. И уважает его. Это важнее всего – уважать господина.

– Херинг сказал, что малютка Мэйбл любезничала с сэром Гриндли! Как он мог так сказать?

– Любезничала? Ну, вот видишь… Женщины склонны к греху. Их всюду подстерегают дьявольские соблазны. Я помолюсь за малютку, Бог пошлет ей прощение.

– Прощение? Я… – Дик совсем растерялся.

– А теперь уходи, мой мальчик. Уходи, я сказал. Сегодня мне не нужна твоя помощь.

По дороге домой Дик слышал, как печалился маленький колокол:

– Дили-день! Дили-день!

Ах, какой печальный день!

Дин-дон, дин-дон-дон!

Ах, какой печальный звон!

Но его голос скоро растаял вдали.

* * *

Малютка Мэйбл вернулась домой через трое суток.

Она ничего не сказала. Ни слова о том, что случилось.

А Херинг как узнал о возвращении Мэйбл, так пошел в трактир и напился до полусмерти. Кто-то стал его поддевать: мол, с виду кузнец – молодец, а как прокололся с невестой! Придется ему, словно псу, подбирать объедки со стола сэра Гриндли. Херинг вмазал обидчику тяжелым своим кулаком, а потом стал кричать, что сэру Гриндли это так не пройдет…

Скоро из замка прислали за кузнецом. Херинг сплюнул, собрался, поехал. Оказалось, кузнеца позвали не для работы. Как только он появился, его скрутили и приволокли к сэру Гриндли.

– Угрожал моей жизни? – Пингль Гриндли прищурился. – Хочешь суда? Знаешь, что тебе будет? Тебе отрубят твою воровскую руку – чтоб ты не мог и подумать поднять ее на сэра Гриндли.

Кто рассказал сэру Гриндли про слова кузнеца? Говорят, что в те времена стены имели уши. А если слышали стены, то найдется и длинный язык, который угодливо растолкует барону мысли и чувства вилланов.

Херинг упал на колени. Пингль какое-то время наслаждался ужасом кузнеца. А потом по его лицу расползлось нечто вроде улыбки. Только улыбка была нехорошая:

– Но ты неплохой кузнец. Хотя и бываешь ленив. Признайся, бываешь? Лень в крови у вилланов. Даже если они выбились в кузнецы… Пока я не знаю, кем тебя заменить. Так что было бы не по-хозяйски отрубить тебе руку. Поэтому я прикажу отрубить тебе пальцы ноги. Какую ногу ты выбираешь? – И Пингль расхохотался, довольный своим решением рачительного хозяина.

Говорят, кузнец валялся в ногах у Пингля. Если он что сболтнул, то сдуру. Выпил сильно, вот и сболтнул.

– Может, выдрать тебе язык, чтобы впредь не болтал?

В общем, Пинглю надо подумать. А пока он размышляет, кузнец посидит в темнице.

Так продолжалось дней десять. Каждый раз кузнеца приводили к Пинглю и он предлагал отрезать ему что-то новое. И получал удовольствие от того, как огромного мощного кузнеца корчит от страха. Но потом это развлечение сэру Гриндли наскучило.