Ведьма Пачкуля и сумасшедшие каникулы - Кай Умански Страница 27

На обратном пути в автобусе царила совсем другая атмосфера. Никто не ругался — все смеялись и распевали песни. Никто не дрался — все сердечно хлопали друг друга по спине и поздравляли с победой. Особенно волшебники, не привыкшие к физическим упражнениям. Превратить «Гобболенд» в груду дымящихся булыжников — посложнее будет, чем шаркать от постели до обеденного стола, но подумать только, до чего это весело! Они словно испили из живительного источника. Даже Почтенный Гарольд Прохиндей помолодел на десяток лет. Ну ладно, может, на пяток.

— Мы их сделали! — кричал Фред Воспламенитель. — Мы разгромили этих гоблинов! Впредь будут знать, что с волшебниками шутки плохи. Видели мои каратистские приемы? Ааааййяяя — ха!

— А видели, как я отлупил того здоровяка? — дребезжал старческий голос Гарольда Прохиндея. — Хрясь прямо в нос ему! Я и не знал, что во мне еще столько силищи.

— А видели, как я их из шланга поливал? — хвалился Фрэнк Ясновидец, весь раскрасневшийся от гордости. — Ну они и улепетывали!

— Видели бы вы, как я загнал целую ватагу в лужу грязи! Они аж тряслись от страха!

— Говоришь, тряслись от страха? Видел бы ты, как я за одним гоблином гнался по американским горкам! А он весь белый, что твой снег. Дело, значит, было вот как…

— Кроме того, это справедливо, — говорил Джеральд Справедливый. — И честно. Ведь мы не пользовались магией! Мы победили их в честном бою, вот и все.

— Что за денек! — вздохнул Дэйв Друид. — Ради такого малышу Рональду стоило угодить в плен к гоблинам. Что скажешь, малыш Рональд? Оклемался маленько?

Укутанный в одеяло Рональд смотрел в окно и молчал.

— Считаю, пора доставать корзину, — предложил Фрэнк Ясновидец. — Малыш Рональд наверняка проголодался. Как насчет закуски, парень? Хочешь бутербродик с помидором? Ха-ха-ха.

Рональд выбирал из волос зернышки и по-прежнему молчал.

— Ну будет тебе, — утешал его Джеральд Справедливый. — Не принимай близко к сердцу.

Все мы в юности не раз садились в калошу. Знаешь что? Как только вернемся в отель, помоем тебя, почистим, а потом закажем роскошный праздничный обед из шести блюд. А завтра мы все пойдем слушать твой доклад в конференц-зале. Как тебе такой план?

Рональд немного повеселел.

Ведьмы тоже пребывали в отличном настроении. Вытрешь пол гоблинами — и, считай, заряд бодрости тебе обеспечен. Только Пачкуле с Шельмой было не до веселья. Помятые, униженные, мокрые, все в синяках, они сидели на переднем сиденье (Дадли и Хьюго — у хозяек на коленях) и стоически пропускали мимо ушей дружеские подколки. «И кого это у нас гоблины поймали?» «Ты теперь у нас звезда мыльной оперы, Пачкуля?» Остроумие через край.

Не так уж весело быть мишенью для насмешек.

— Нет, ты слышишь? — пробормотала Пачкуля Шельме, когда остальные снова затянули «Гоблины в грязи». — Им-то весело. Им не пришлось страдать так, как мне. Посмотри на меня! Я вся розовая! Пройдут недели, прежде чем я снова стану нормального цвета. Кошмар!

— Ты страдала? А я, по-твоему, не страдала? Ты видела мою прическу? Меня в жизни так не унижали. Я стала посмешищем, и все из-за тебя, Пачкуля. Я тебе это никогда не прощу. Ты мне все каникулы испортила.

— Ну, это уж слишком! — обиделась Пачкуля. — Я же просто пыталась помочь Скотту. И эта часть плана сработала! Мы убрали девицу с дороги, разве нет?

Она метнула неприязненный взгляд на Лулу — та сидела, поджав губы, на переднем сиденье, рядом с водителем. Галантные волшебники настояли, чтобы Джордж подвез Лулу до Грязьеводска. А ведьмы были в таком отличном настроении, что не стали возражать.

— По крайней мере, мы дали Скотту шанс, — продолжала Пачкуля. — Шоу сейчас, наверно, уже заканчивается. Эх, как бы я хотела быть там! Я просто уверена, что все прошло на ура. Подумай только, Шельмок. Дорогой Скотт снова в лучах славы, и все благодаря мне. Значит, мы страдали не напрасно, да?

— Нет, — отрезала Шельма. — Ничто не может утешить нас с Дадли после пережитых мук. Разве только огромный вкуснющий ужин. Но от Молотофф разве дождешься?

Стемнело. Автобус, пыхтя, взбирался на вершину последнего холма. В ночном небе плыла бледная луна, освещая большой дорожный знак. Надпись на знаке гласила: «ВЫ ПОДЪЕЗЖАЕТЕ К ГРЯЗЬЕВОДСКУ. КОЛДОВАТЬ СТРОГО ВОСПРЕЩАЕТСЯ». Внизу мерцали огни Грязьеводска. Далекий пирс отсюда казался волшебной страной.

Под одобрительные возгласы пробки с характерным чпоканьем повылетали из бутылок с праздничным лимонадом. Волшебники деловито разбирали куриные ножки и булочки с сосисками.

— Эй, вы там! — крикнула Мымра. — Хватит трескать, поделитесь с нами! Тут впереди полно голодных ведьм. Давайте бутеры, жадюги!

— Нетушки, — злорадствовали волшебники. — И не подумаем делиться!

— Я думала, у нас перемирие, — напомнила Чепухинда. — Один за всех и все за одного. В единстве — сила и все такое. Мм?

— То гоблины, а то еда, — объяснил Дэйв Друид. Рот у него был набит шоколадным тортом. — Когда дело касается еды, каждый волшебник сам за себя. Извиняйте.

— Разрази меня гром! — с досадой проворчала Чепухинда. — Волшебники, одно слово.

Тем временем в Грязьеводске… из Павильона растекалась толпа осчастливленных театралов. «Давно не видел такого потрясающего шоу», — твердили все в один голос.

Для Скотта это был поистине волшебный вечер! О таком мечтает любой актер. Чудесный, удивительный вечер, когда в кои-то веки все идет как по маслу.

Грим лег просто идеально, а когда Скотт облачился для выступления во фрак и цилиндр, официантка в буфете за так дала ему шоколадное пирожное и сказала: «Ну настоящий щеголь!»

Кофемашина в гримерной исправно варила кофе. Рабочие сцены были с ним вежливы, хлопали по плечу и говорили «удачи, господин Мертвецки, мы верим, что вы справитесь» и «мы все за вас болеем, господин Мертвецки» и все в таком роде. Стоя за кулисами, прислушиваясь к шепоту публики в первых рядах, он почувствовал, что готов ко всему. Удача вернулась к нему. Скотт ощущал ее всем телом. Он не мог дождаться начала представления!

Свет в зале погасили, когда полагается. Оркестр вовремя заиграл увертюру. Занавес не заело. Скотт весело выбежал на сцену и не споткнулся. Шутку про треску встретили взрывом хохота. Скотт не забыл слова песни и почти не фальшивил. Когда он сел на табурет в луче прожектора и запел особенно слезливую песню про любовь, несколько троллих и стайка баньши зашлись в таких рыданиях, что их вежливо попросили выйти.