Про Бабаку Косточкину - Анна Никольская Страница 24

Что ж это за жизнь у меня такая трагическая? Я ведь мальчик самый обыкновенный, не Лжедмитрий какой-нибудь или, к примеру, Маугли, брошенный в джунглях. Я же Костя Косточкин, живу по прописке, с мамой, с папой, законов не нарушаю. Что поведение у меня неудовлетворительное — это да, я этого не отрицаю. Но разве я заслужил такие душевные муки только лишь потому, что бегаю по коридорам на переменах? Эх, тяжёлая всё-таки жизнь у современных мальчиков! Или я один такой?

С некоторых пор мне всё чаще кажется, что я один такой. Исключительный, непохожий на всех. И душевная организация у меня гораздо тоньше, чем у сверстников. Это папа маме так сказал, когда думал, что я не слышу. А я за дверью стоял и всё слышал.

И за что мне такое наказание — быть не таким, как все? Вот вырасту и обязательно стану такой, как все! Женюсь, буду ходить на работу, а по вечерам стану читать газету или смотреть телевизор. И никаких тебе нервотрепок, и никаких катаклизмов с неурядицами в школе.

И никаких Валей Амфитеатровых, которые над лучшими друзьями насмехаются. У меня вообще друзей не будет, когда вырасту. Будут мама, папа, Бабака и жена. Вот только вырасти бы поскорее!

Только я так подумал, слышу какое-то жужжание над головой. Такое настырненькое жужжание. Муха, что ли, весенняя проснулась? Вот наглая, думаю! Человек и так не может уснуть, а они разжужжались тут! Изловчился я, хвать эту муху — и поймал!

К уху поднёс — жужжит. Кулаком потряс — жужжит. Только уже не настырно, а жалобно, плаксиво так, вроде плачет.

Открыл я ладошку и говорю:

— Лети отсюда, чего уж там!

А она мне отвечает мужским голосом:

— Какой ты добрый, мальчик! Спасибо тебе, добрый мальчик!

Пригляделся я к мухе повнимательнее, а это и не муха вовсе, а фея с крылышками. Точнее, фей. Бородка у него клинышком, штанишки на подтяжках и пузико, как у соседа из двадцатой квартиры, дяди Коли Расторгуева. И вообще он на дядю Колю чем-то неуловимо похож.

— За что «спасибо»? — спрашиваю.

— Как же! Ты меня пожалел — не убил газетой по голове.

— Вот чудак человек! Зачем мне тебя убивать?

— Не скажи. Знаешь, сколько нашего брата гибнет под мухобойками! В три раза больше, чем в ДТП ежедневно.

— Ничего себе!

— А ты думал! — говорит фей и одёргивает на себе зелёненький камзол.

— Выходит, вашему брату живётся ещё хуже, чем нашему — мальчикам необыкновенным?

— Сравнил тоже! Да нам знаешь как по жизни трудно идти? Просто словами не передать, с чем ежечасно приходится сталкиваться!

— Серьёзно? — Я усаживаюсь в постели поудобнее.

— А то! Жизнь пройти — не поле перейти.

— И не говори, — понимающе вздыхаю я. — Вот и я взрослым скорее мечтаю стать.

— Взрослым? — удивился фей. — Зачем?

— Ну как, — усмехаюсь я на его непонятливость, — во-первых, в школу ходить не надо, во-вторых, квартира своя собственная, а не просто комната. Хочешь — на обоях рисуй, хочешь — хоть всю мебель залепи наклейками, никто не будет возражать. Кушать всё что угодно можно. От курицы — только лапки, из любительской колбасы выковыривать жир и Бабаке отдавать. Да хоть сплошными конфетами питайся целый день — никто не осудит! И потом жена.

— А что жена?

— Ну как же? — Я отчего-то смущаюсь. — Жена — это же самый лучший друг, причём не на выходных и не на переменках в школе, а круглосуточно! С ней и в кино, и в тир, и на американские горки, и школу вместе можно прогуливать. И в футбол погонять, и хоккей по телику вместе посмотреть, поболеть за одну команду. Или, например, в отпуск на море, на целых три месяца сразу, представляешь! С родителями же не так. Родители же для того и придуманы, чтобы нас в правах ущемлять и контролировать во всём. А жена — наоборот, лучший друг человека, понимаешь?

Фей пожимает плечами.

— Вот ты, — говорю, — ты женат?

— Нет. Нам по роду службы не полагается. Да и потом, ты знаешь, я этих фей недолюбливаю. Задаваки они.

— Бывает, — вздыхаю. — А вот я мечтаю на Нинель Колготковой жениться. Она тоже иногда бывает задавакой, но в большинстве случаев хороший человек. Надёжный.

— Да нет ничего проще! — вдруг говорит фей. — Закрывай глаза, сейчас мы быстро это дело организуем!

— Ты серьёзно? — я смотрю на него недоверчиво.

— Я ещё ни разу в жизни не был таким серьёзным. Эники-беники ели вареники! — говорит фей и хлопает в ладошки.

— Константин, вставай, а то в школу опоздаешь!

Я открываю глаза и сразу вспоминаю про фея. Ну разумеется, он мне вчера приснился. Я встаю, обуваю тапки и бреду на кухню.

У плиты стоит мама в новом халате, вся в розочках, и жарит оладушки.

— Доброе утро, — говорю, — мама.

— Какая я тебе мама? — говорит мама и оборачивается.

И в этот самый момент моё сердце останавливается.

Я думаю, что вот сейчас, через какую-то долю секунды, я умру. Но нет. Сердце снова начинает биться, только уже не как у всех нормальных мальчиков, а в три раза быстрее.

Передо мной стоит не мама, а женщина, смутно мне кого-то напоминающая. Соседка, что ли, за солью пришла?

— Ты чего на меня как баран на воду уставился? — спрашивает женщина. — Ешь, дорогой, а то опоздаешь, — и ерошит мне волосы.

Мне так обычно Нинель волосы ерошит, когда я оказываю ей знаки внимания. Например, когда кнопку подкладываю на стул.

— Колготкова, ты, что ли?!

— В каком смысле? Я что, так плохо с утра стала выглядеть? — Она хватает с подоконника зеркальце. — Надо бы записаться на выходные к косметологу. Кстати, я уже десять лет как Косточкина.

— Да нет, — говорю. — Ты прекрасно выглядишь. Только ты такая… такая… фигуристая… И брови густые… И стрижка…

— Да ну тебя совсем, Костька! — хохочет Нинель, запрокинув голову.

«Точно Нинель, — думаю. — Только она так прекрасно умеет хохотать», — и чувствую, как тепло разливается по всему телу.

— А вот ты сегодня странный какой-то. Иди уже брейся. Тебе к первому уроку.

— Погоди, а я что — в школе работаю?