Сказки братьев Гримм (сборник) - Филип Пулман Страница 2

«Герои – обыкновенные, ничем не примечательные люди»

В сказках нет психологии. Персонажи обладают богатым внутренним миром, мотивы их поступков ясны и очевидны. Если люди хорошие, значит, они хорошие, плохие – значит, плохие. Даже когда принцесса из «Трех змеиных листочков» (стр. 107), проявив неблагодарность, совершенно необъяснимо выступает против мужа, мы узнаем об этом сразу же. В этом нет никакой тайны. Никаких душевных метаний и скрытых мотивов, волнующих воспоминаний, малопонятных сожалений, сомнений или желаний, которые обязательно присутствуют в современной прозе. Можно даже предположить, что персонажи сказок вообще лишены сознания.

Их редко называют по именам. Гораздо чаще узнают по профессии, социальному положению или по детали в одежде: Мельник, Принцесса, Капитан, Медвежья шкура, Красная Шапочка. Когда герою все-таки дается имя, то это почти всегда Ганс, точно так же как персонажа практически каждой английской сказки зовут Джек.

На мой взгляд, наиболее подходящее художественное воплощение сказочных персонажей – это не прекрасные иллюстрации множества изданий сказок братьев Гримм, выпущенных за долгие годы, а простые фигурки, вырезанные из картона для игрушечного кукольного театра. Они не объемные, а плоские. Зрителю видна только одна сторона, но большего ему и не требуется. С обратной же стороны ничего не нарисовано. Фигурки изображают персонажей либо в активном движении, либо переживающими сильные эмоции, их роль в драме легко прочитывается даже на расстоянии.

Иные персонажи сказок представлены неким множеством. Двенадцать братьев в одноименной сказке (стр. 60), двенадцать принцесс в «Стоптанных туфельках» (стр. 379), семь гномов в «Белоснежке» (стр. 236) – они мало чем отличаются друг от друга. Здесь чрезвычайно уместна отсылка Джеймса Меррилла к комедии дель арте: один из ее героев, Пульчинелла, был персонажем знаменитой серии рисунков Джандоменико Тьеполо (1727–1804). Художник изображал на своих картинах не одну маску, а целое множество похожих друг на друга простофиль. На одной из них десяток Пульчинелл пытаются одновременно варить суп, на другой в изумлении разглядывают страуса. Когда один персонаж представлен множеством, это не имеет никакого отношения к реализму. Двенадцать принцесс, каждый вечер стаптывающих на танцах туфельки, семь гномов, спящих рядом в кроватках, – это отдельный мир, сверхъестественный и абсурдный.

Стремительность развития сюжета

Огромным достоинством сказки является быстрая сменяемость событий. Хорошая сказка несется с огромной скоростью от события к событию, говоря о происходящем ровно столько, сколько требуется, и не больше. Самые лучшие сказки – хороший пример того, что вам нужно, а что – нет: как говорил Редьярд Киплинг, если разгрести пепел, пламя будет гореть ярче.

Например, когда мы начинаем читать сказку, стоит увидеть в самом начале: «Жили-были», и тут же мы в нее погружаемся.

«Жил-был на свете такой бедняк, что не мог прокормить даже своего единственного сына. Настало время, когда сын понял это и сказал:

– Отец, я не хочу быть вам обузой и больше здесь не останусь. Я пойду и попытаюсь сам заработать себе на кусок хлеба». («Три змеиных листочка», стр. 107).

А через несколько абзацев он уже женится на королевской дочери. Или, например, вот:

«Жил-был крестьянин; денег и земель у него было вдоволь, но одного ему недоставало – детей. Встречает он, бывало, в городе на базаре других крестьян, а те над ним смеются и спрашивают, почему он с женой не занимается регулярно тем, что делает его скотина. Может, не знают как? В конце концов он потерял терпение и, вернувшись домой, выругался и сказал:

– Будет у меня ребенок! Пусть хоть еж, а будет! («Ганс-мой-Еж», стр. 347).

Скорость развития сюжета головокружительна. Она возможна, только если вы путешествуете налегке, никакой лишней информации, как в современной литературе: ни имен, ни описания внешности или места действия, социального контекста и т. д. нет и в помине. Поэтому и персонажи выходят плоскими. В сказке гораздо важнее, что происходит с героями или что они делают, чем их характеры.

Когда пишешь такую сказку, часто не знаешь, какое событие действительно важно, а какое является лишним. Всякий, кто хочет научиться рассказывать сказки, должен более чем внимательно изучить «Бременских музыкантов» (стр. 167). Это одновременно простенькая небылица и настоящий шедевр. В изложении этой истории нет ничего лишнего, и каждый абзац продвигает историю вперед.

Образность и описание

В сказках нет никакой образности, кроме самой очевидной. Белая, как снег, красная, как кровь, – не более того. В них также нет почти никаких описаний природы или характеров персонажей. Лес – дремучий, принцесса – прекрасная, ее волосы – золотые, большей информации и не требуется. Когда тебе хочется узнать, что же будет дальше, цветистые описания только раздражают.

Хотя в одной из сказок есть отрывок, в котором прекрасное описание так успешно сочетается с развитием сюжета, что одно немыслимо без другого. Сказка называется «Можжевеловое дерево», а упомянутый мною пассаж следует после того, как женщина загадала желание родить ребенка красного, как кровь, и белого, как снег (стр. 214). Ее беременность развивается на фоне сменяющих друг друга времен года:

«…Прошел один месяц, и растаял снег.

Прошло два месяца, и все зазеленело.

Прошло три месяца, и распустились на земле цветы.

Прошло четыре месяца, и побеги на всех деревьях в лесу окрепли и переплелись между собой, и запели птицы так громко, что зазвенел лес, и опали с деревьев цветы.

Прошло пять месяцев, и стояла однажды женщина под можжевеловым деревом, от которого шел такой приятный аромат, что сердце у нее затрепетало в груди, и упала она на колени от радости.

Прошло шесть месяцев, сделались плоды большие и сочные, и пришло к ней спокойствие.

Когда прошло семь месяцев, набрала она можжевеловых ягод и столько их съела, что сделалась больной и печальной.

После того как прошел восьмой месяц, позвала она своего мужа, заплакала и сказала:

– Если я умру, похорони меня под можжевеловым деревом».

Прекрасно, не правда ли? Но (как я предположил в примечаниях к сказке на стр. 226) эта история прекрасна на свой, особый лад: у любого, кто возьмется пересказывать, не получится ее хоть как-то улучшить. Она должна быть передана так, как есть. По крайней мере, описание разных месяцев нужно очень аккуратно связать с развитием малыша в материнской утробе. Ведь в дальнейшем параллельный рост и можжевельника и ребенка будет служить художественным средством для его воскрешения.

Но этот пример – яркое и редкое исключение. В большинстве сказок описания отсутствуют, а персонажи – довольно плоские. Правда, в поздних изданиях пересказы Вильгельма усложняются, становятся более красочными, но тем не менее все сосредоточено на том, что происходит сейчас и что произойдет дальше. Формулировки настолько общие, а отсутствие всяческого интереса к деталям так заметно, что ты испытываешь настоящее потрясение, читая следующее предложение из сказки «Йоринда и Йорингель» (стр. 291):