Малыш и река - Анри Боско Страница 17

Не знаю толком, как я добежал до стоящей на якоре лодки. Пока я бежал, а может быть, шел, я ничего не чувствовал. Но необычайная тишина прибрежных вод еще больше обострила мое одиночество.

Ни плеска в озере, ни звука в воздухе. Вода отливала свинцовым блеском. Покров тумана опускался на печальный пейзаж, в камышах одиноко мерцала звезда. Луна ушла своим вековечным путем сиять в иные миры. В дремлющих водах реки темный силуэт острова напоминал лодку. Смотреть на остров было так страшно, что я не осмелился остаться на берегу. Подняв якорь и опираясь на тяжелый шест, я оттолкнулся от суши.

«Будет лучше, — смутно думалось мне, — теперь, когда все кончено, если лодка поплывет по воле волн».

Но лодка пустилась в дрейф только спустя некоторое время. В ту ночь ни одно течение не доходило до сонно-неподвижных вод. Удаляясь от берега, она плыла в каком-то магическом оцепенении. Слабое течение вскоре и вовсе выдохлось.

Завернувшись в одеяло, я улегся спать на дно лодки. И с этого часа стал ждать своей участи. Прекрасно понимая, что это будет моя последняя ночь в царстве сонных вод, я хотел провести ее, как все прошлые ночи, лежа на спине на дне лодки, вдыхая сквозь доски ночной запах пресной воды там, где я познал, несмотря на угрозу снов, столько душевного покоя и безмятежного счастья.

Когда я проснулся, солнце стояло уже высоко. Еще прежде, чем открыть глаза, я понял, что в лодке я не один. Надо мной витал запах дымящегося кофе, поджаренного хлеба и веселой трубки.

— Баргабо, — спросил я, не открывая глаз, — в котором часу мы отплываем?

Баргабо ответил:

— Уже скоро! Выпьем кофе и поплывем домой.

Я встал. На носу лодки Баргабо с длинной трубкой в зубах, присев на корточки перед печкой, — не знаю, где он ее взял, — бережно наливал горячий кофе в большую глиняную кружку.

— Иди сюда, сынок! — крикнул он. — После сна кофе бодрит и разгоняет сон.

Он с довольным видом выпил кофе и своими грубыми руками дикого человека, проворного в еде, потянулся за хлебом. Кофе придал мне немного храбрости.

Я спросил:

— Баргабо, как тетя Мартина?..

— Тетя Мартина? Она тебя ждет.

— Она плакала?

— Плакала.

Это меня приятно успокоило.

— Твой отец, — добавил он, — вернется только в конце недели.

«Слава тебе, Господи!» — подумал я.

Казалось, дела могут уладиться. Я расхрабрился и спросил:

— Баргабо, ты за меня боялся?

Баргабо удивленно взглянул на меня:

— Черт возьми! — воскликнул он, но никак своего восклицания не объяснил.

По его глазам, по интонации я чувствовал, что он, как ни крути, был мною доволен.

Баргабо объявил отплытие, и только тогда я заметил, что, пока я спал, место стоянки лодки переменилось.

Якорь был брошен на другом берегу мертвого рукава, отделенного ровной заводью от проточного русла реки. Сквозь камыши я видел остающуюся позади большую, быструю, светлую водную гладь.

Рядом с крепким бортом лодки плавала другая небольшая лодочка.

Почти ничего. Шесть досок, скамьи нет, но два огромных весла и полная высокомерия мачта.

— Садись в мою лодку, — сказал мне Баргабо. — Твоего «Пастушка» оставим здесь. На ней против течения плыть слишком тяжело. Я скоро за ней вернусь.

Я без восторга пересел в другую лодку.

— Садись впереди, — крикнул он мне.

Сесть пришлось прямо на дно.

— Ветер хороший, — обронил Баргабо с удовольствием.

И поднял парус. Он был старый и в заплатках, но, наполнившись ветром, весело заплескался. Лодка накренилась к воде до уровня планшира ^[6], и мы отплыли.