Неандертальский мальчик в школе и дома - Лучано Мальмузи Страница 15

– Ну что? Слыхали? Это просто. Кто хочет попро­бовать? – допытывается папа Большая Рука.

Теперь все делают шаг назад, а Жирный Бык делает два шага.

Умник расстроен, он чуть не плачет.

– Мальчик может попробовать? – спрашиваю я.

– Конечно, – говорит Умник. – Это даже лучше. Спускаясь по тропинке, проклинаю про себя мою

невероятную способность вечно попадать в дурацкое положение; очутившись под стеной, становлюсь обеими ногами на узел и на всякий случай привязываю себя к веревке. Гляжу наверх: все высыпали на платформу, кроме Разъяренного Бизона, который держит на весу камень.

– Смотри не попади мне по голове! – кричу я. По­том закрываю глаза.

Чувствую, как натягиваются шкуры; какая-то сила могучим рывком поднимает меня вверх, и сердце ухо­дит в пятки.

Потом движение вдруг прекращается.

Открываю глаза и вижу: я болтаюсь в пустоте, на расстоянии трех локтей от платформы.

– Упс… это я не рассчитал, – бормочет Умник. – Нужно удлинить платформу, и…

– Втаскивай меня наверх, дурак несчастный, – вере­щу я, извиваясь и дрыгая ногами.

Вся стоянка забавляется зрелищем; чем громче я кричу, тем веселей они хохочут.

Наконец папа Большая Рука берет шест и вытаски­вает меня.

Все радостно хлопают в ладоши – Спустиподними действует. Но Умник выливает на них на всех ушат хо­лодной воды:

– А теперь самое трудное: кто-то из нас должен прыгнуть со скалы, опуститься вместо камня…

Прыгнуть со скалы? Вместо камня?

– Ну да. Если мы хотим, чтобы люди поднимались, им нужно сначала спуститься, ведь так? Кто-то тяже­лый спускается, кто-то легкий поднимается…

Тетушка Жердь и бабушка Хворостина готовы под­няться, но спускаться никто не желает.

Мы смотрим на Жирного Быка, но тот скрывается в глубине пещер.

Мы смотрим на Насупленного Лба, но тот исчезает в направлении пещеры Без Дна.

Мы смотрим на дедушку Пузана.

– Эй, вы что, обалдели? Я еще слишком молодой и красивый для такого ужасного конца…

– Ничего с тобой не случится, – уговаривает его Умник. – Ты упадешь на большую кучу сухой травы.

Дедушка Пузан в растерянности смотрит вниз.

– Сделай это ради блага племени, – вступает папа Большая Рука.

– Ради блага племени, да? Тогда почему не прыгает это старичье, которое спит и видит, как закрыть мою школу; почему они все разбежались?

– Прыгай, и никто твою школу не закроет, – успо­каивает его мой папочка.

– М-м-м… ничего себе прыжок…

– Ефли пвыгнешь, будеф ефть давом цевую луну, – добавляет Беззубый Лось.

– Даром? Целую луну? – оживляется дедушка Пузан.

– Да, – соглашается папа Большая Рука.

– Все, чего мне захочется?

– Фее, чего тебе зафочется, – заверяет Беззубый Лось.

При этих словах дедушка Пузан привязывает себя к веревке и с блаженным выражением на лице прыгает в пустоту.

У подножия скал бабушка Хворостина и тетушка Жердь уже держатся за другой конец веревки. Кожи натягиваются, и бедняжки взмывают вверх, словно лас­точки, вылетающие из гнезда.

А дедушка Пузан погрузился в стог сена, заранее приготовленный Умником.

Вынырнув оттуда, он складывает руки трубочкой и кричит:

– Информация для поварих. Сегодня вечером я бы съел на закуску мозговую косточку мускусного быка с березовым соком; первым блюдом пойдет жаркое из те­терева под черничным соусом; потом – паштет из снежного барана, ляжка оленя на углях, лопатка бизо­на, гуляш из горного козла и… ладно, на сегодня хва­тит. А завтра посмотрим.

Потом укладывается на сено и глядит в ясное небо. Жизнь никогда не казалась ему такой прекрасной.

Уже стемнело, и все Грустные Медведи собрались в Большой пещере. Сколько народу!

Пылают три костра: на двух жарится дичь, а третий, в центре, самый большой, будет гореть всю ночь – во­круг него и развернется наш праздник. Хвороста полно, благодаря Спустиподними Умника, да и дичи тоже хватает.

Ужин начинается с печени бизона. Старейшины, почти все беззубые, пожирают ее почти сырой. Отрыва­ют порядочный кусок, потом разрезают его кремневым ножичком почти у самых десен. Иные берутся за кос­точки, высасывают мозг.

Зато женщины не сидят сложа руки: слушая расска­зы охотников, очищают от жира шкуры убитых зверей.

Растягивают их на полу, прикрепляют колышками и скоблят кремневыми скребками; потом старухи примутся жевать кожу, пока она не сделается мягкой-мягкой…

Между тем является Тот-кто-вспоминает, совершен­но особый старейшина: сейчас бы мы назвали его ходя­чей энциклопедией. Он играет важную роль в племени: запоминает жизнь, смерть и подвиги всех его членов. Одним словом, что-то вроде адресного стола. Он знает во всех подробностях историю нашего стойбища и на каждом празднике повторяет ее целиком.

Давайте послушаем.

Вначале была Ночь. Потом пришла Луна, мать всех ледниковых людей. Луна родила Росу и Ветер. От Росы родился Смеющийся Медведь, предок племени Смею­щихся Медведей. От Ветра родился Грустный Медведь, предок племени Грустных Медведей. От Грустного Мед­ведя родился Волосатый Мамонт, от Волосатого Мамон­та – Хромой Лось. От Хромого Лося – Серебряная Форелька, от Серебряной Форельки родились Проворный Зайчик, Сосна Без Верхушки, Белка, Орехи Грызущая…

Ходячая энциклопедия невозмутимо продолжает свой рассказ. Очень не скоро, где-то к тридцатому поколе­нию, рождается наконец Каменная Рука, прапрапрадед папы Большая Рука.

К тому времени многие из нас засыпают.

– Ой!

Рука-на-расправу-легка опускает свою длань, подоб­ную дубинке, и возвращает нас к действительности.

– Так-то фы уфашаете ставейшин? – бранится Без­зубый Лось.

Потом все хором:

– Сорванцы!

– Никакого уважения!

– Все бы им развлекаться!

– Ну и времена!

– И куда мы только идем!

Тем временем Тот-кто-вспоминает продолжает свой рассказ, который, к счастью, близится к концу, ибо уже родился Тяжелая Дубинка, дед папы Большая Рука.

Теперь-то и начнутся игры, думаете вы.