Почемучкины сказки - Алена Бессонова Страница 15

Мама с папой и старшей сестрёнкой Капитолиной, по прозвищу Как-капа, тихонько пробирались мимо двери Тимошкиной, комнаты чтобы ненароком не разбудить сынишку – братишку и не услышать привычное:

– А почему-у-у это называется так? А почему-у-у это делается эдак? А почему-у-у кошка мяукает, а не гавкает? Почему у собаки хвост всегда метёт из стороны в сторону, а не сверху вниз? Почему молоко белое, сосиски вкусные, овсяная каша противная, прочему курица несёт яйца, а петухи только какашки, ну и так далее и тому подобное…

Но сегодня в Тимошкиной комнате наблюдалась не зловещая, конечно, но тревожно – вопрошающая тишина. Обеспокоенная мама, чуть– чуть приоткрыла дверь, организовав щёлочку, решила взглянуть на сына – может быть, всё– таки спит? Ан нет, вовсе не спит, а внимательно разглядывает потолок. Причём разглядывает, как-то глубоко заинтересовано.

– Всё. – решила мама, – пропал выходной! Ребёнок формулирует вопросы…

Она увеличила щёлочку и просунула в неё голову:

– Завтракать будешь, сынок?

В ответ услышала:

– Мам, а ты меня любишь?

Здесь уж мама совсем открыла дверь и вошла в комнату вся:

– Что за вопрос? – спросила она. – Конечно, люблю!

– А ещё кого любишь? – продолжил удивлять маму Тимофей.

– Люблю твоего папу, твою бабушку и твою сестру. Зачем ты спрашиваешь?

– Размышляю я… – сын переплёл на груди руки, скрестил ноги, став похожим на лежачий памятник и в глубокой задумчивости произнёс:

– Кроме тех, кого ты сейчас назвала, я, например, ещё люблю тебя и свою… подушку!

– Кого? – поразилась мама, – подушку?

– Ни кого, а чего, – поправил сын, – подушка предмет неодушевлённый. Хотя иногда, мамуль, мне кажется, она понимает, что я ей шепчу. Помнишь, в прошлом году мы её чуть не потеряли, как я переживал! Мне ведь только с ней цветные сны снятся. Права была бабуля, когда говорила, что она душевная…

– Эвон, как! – прошелестела перьями внутри себя подушка, – Что верно, то верно – бабуля всегда права. Я хоть и предмет, а душа у меня большая. Такая большая, что не только на твои сны хватает, но и на мамины мечты и на папины желания и на бабушкины воспоминания и на Капитолинины слёзы… Неодушевлённый предмет …, – продолжала ворчать подушка, – Эвон, как!

Подушка у Тимошки, действительно, была необычная – её собирала бабушка из пуха и пера гуся Петьки и гусыни Глаши, которые обитали во дворе её деревенского дома. Собирала долго, почти три года. Насобирав мягкого материала большое корыто – она выстирала его, высушила и набила им наперник. Затем сшила кружевную наволочку, одела её на наперник, и, полюбовавшись родившейся подушкой, повезла её в город – подарить внуку Тимошке.

– Вот тебе, Тимошка, мой душевный дар! – сказала бабушка, поцеловав внука в маковку. – Ей можешь доверять самые сокровенные тайны. Она не выдаст.

Бабушка обещала насобирать пуха-пера в подушки остальным членам семьи, но не успела – гусь Петька с гусыней Глашей возомнили себя перелётными птицами и однажды улетели в тёплые края. Там и остались. Так, у Тимофея появилась подушка, какой больше ни у кого из домочадцев не было. Они, домочадцы, оценив удобство бабушкиного подарка, частенько прикладывались на него – грели уши, смотрели цветные сны, иногда плакали, смеялись и завидовали Тимофею.

– Да-а-а! – гундосила Капитолина плаксивым голосом. – Тимке хорошо, у него пуховая подушка. Я тоже такую же хочу!

Мама вздыхала и хмурилась. А что она могла поделать? Гуси улетели – тю-тю.

– Нет гусей, нету ни пуха, ни пера. – мама прикрывала глаза и скорбным голосом повторяла, – нет пуха и пера – нету подушки.

Подушка понимала это и важничала. Важничала ещё и потому, что знала все потаённые мысли родителей и детей, а посему считала себя в доме главной и незаменимой. К счастью, у подушки был покладистый характер. Она не лезла в глаза, как цветочная ваза, вечно норовившая встать в центре стола, не совала свой нос в каждую чашку, как чайник, и не пыталась никого исправить, пригладить, приплюснуть, как утюг. Она просто лежала на кровати, надувалась, отчего становилась ещё мягче и тихонько важничала.

Всё ей было мило в доме, кроме Змея Горыныч. Так подушка называла пылесос.

– Фу, какой шумный, бесцеремонный – ярилась подушка, – везде лезет без спросу. Нападает и тянет – тянет. Хорошо бы только пыль тянул, а то и сны и сказки и тайны норовит вытянуть. Я худею после его набегов, – подушка сморщилась от негодования и зло добавила, – хотя, что можно ждать от змея, если у него вместо сердца – мешок для мусора!

И всё– же открыто подушка с пылесосом не враждовали, но по всему было видно, что встречи их удовольствия им не приносили. Подушка каждый раз недовольно фыркала, а пылесос урчал, сопел и надрывался досадным воем.

Так бы и шла их тихая война, если бы однажды…

Если бы однажды в дом, где жила подушка, не проникли разбойники – воры!

Они втекли в открытую форточку, когда родители ушли на работу, а Тимошка с Кап-капой в школу. Воров было двое. Подушка сразу поняла, что таких несимпатичных гостей в дом никто не приглашал, и что вместе с ними в форточку втекли крупные неприятности. Воришки принялись без спросу открывать дверки шкафов, выдвигать ящики и прятать в принесённую ими сумку всё, что приглянулось. Когда ящики и шкафы были исследованы, один из непрошенных гостей увидел на комоде настольные часы. Часы как стражи времени всегда стояли на одном месте и их изящные стрелки неизменно точно отсчитывали минуты и секунды, возвещая рождение нового часа мелодичным звуком. Каждое утро мама мягкой тряпочкой протирала их полированные бока, приговаривая:

– Реликвия. Наша семейная, старинная реликвия. Папе от деда достались…

– Вот это часики, Колян! – восхитился один из разбойников. – Берём! Деньжищ за них выручим кучу. Куда паковать будем? В нашу сумку не влезут…

Колян оглядевшись по сторонам, увидел подушку и ухватил её за уголок:

– Чем не мешок? – обрадованно воскликнул он, а затем разорвал подушку с одной стороны. Освобождённые пушинки – пёрышки выскочили из плена, и помчались по комнате, заполняя её радостным визжанием:

– И-хо-хо! – кричали глупышки. – Свобода! Приволье-раздолье! Ура!

Подушка даже не осознала, что её больше нет. А все остальные обитатели комнаты: и цветочная ваза, и чайник, и утюг, и Змей Горыныч – пылесос в ужасе съёжились, скукожились и притихли, ожидая своей участи. Но ни Колян, ни его друг не обратили на них внимания, а принялись втискивать часы в освободившийся наперник.

И тут случилось то, чего никто не ожидал. Часы вместо привычного мелодичного боя издали такой пронзительный звук, с каким огромная ложка неистово бьёт по голове, оскорбившей её кастрюле. Как по команде все остальные обитатели комнаты тоже добавили звуков в организовавшийся оглушительный хор: