Мудрый Исправитель Недостатков - Пал Бекеш Страница 14

где странники странствуют

Пока в доме Мудрого Мастера разыгрывались события, грозящие концом света, странники проделали долгий опасный путь.

Позади остались суровые утесы, мрачные холмы.

Путники преодолели даже долгую извилистую тропинку, которая вывела их к заснеженным горам.

Наконец путники вышли на ровную низину, которая упиралась в топкие болота.

Перебравшись через вязкие места, путники очутились в крикливой степи, поросшей знаменитой сгинь-травой. Стоило наступить на одну-единственную травинку — что в данных условиях неизбежно, если идешь по заросшей травой равнине, — и сгинь-трава издает явственный вопль: «Ай, больно!», отчего путник отскакивает в сторону, трава выпрямляется и, ощупывая поврежденную поясницу, кричит вслед вредителю: «Душегуб!»

И так — каждый миг, на каждом шагу, каждая травинка:

— Ой, как больно! Душегуб! — Прохожий, проворно перебирая ногами, хватаясь за голову, бежит, но надо бы не бежать, а лететь, летать же далеко не каждый умеет, а потому волей-неволей наступает на травинки, которые, не умолкая, стонут вослед: — Ай, как больно! Душегуб!

К тому времени, как путник добирается до края вопящей степи, шок ему обеспечен: уголки рта кривятся, глаза дергаются в нервном тике. Чувствительные натуры долгим обходным путем возвращаются к месту отправления, но и это не приносит облегчения: сгинь-трава частенько мерещится во сне, и путники, испытавшие подобные муки, просыпаются в поту, вскакивают с постели и в ужасе кричат:

— Прости, я не хотел! Прости меня, я нечаянно!

Однако Веник II, чудище отнюдь не косматое, Точное Время, Будильник без чувства времени, и Дырка вовсе не собирались сдаваться. Шли вперед неуклонно, летом и зимою, ночью и в полдень, через воды мелкие, средние, бездонные. С Веника опала вся листва, и теперь он совсем обнажился, у Будильника позеленели медные стрелки, весь медный корпус покрылся патиной, только Дырка остался как был. Конечно, может, он тоже изменился, но поскольку менялся он постоянно, изменения его не были столь уж заметны.

Бывали моменты, когда приятели теряли надежду добраться до цели, но всякий раз им удавалось подавить уныние. Устроят передышку, а затем — снова в путь.

Довелось им пройти через лес, где росли деревья-великаны — не в обхват: десятка два дюжих молодцев понадобится, чтобы с горем пополам ствол обхватить. Листья дубов — что твои простыни, капли росы, какие с них падают, — ежели вовремя не отскочишь, промочат до нитки, будто нырнул в глубокий омут.

Усталые, дали они друг дружке клятву идти до рассвета не останавливаясь. А чтобы поддержать бодрость духа, развлекали друг друга веселой беседой.

— Только бы отросла моя шерсть, уж я до смерти пугал бы всех и каждого… — говорил Веник II. — Достоин буду своего папаши, а то и превзойду его.

— Не испугаешься себя-то самого, ежели в зеркало невзначай глянешь? — подначивал его Дырка.

— Как знать… может, и напугаюсь, — отвечало чудище. — Да все лучше, чем слезы лить при виде собственного убожества.

— А вот если вернется ко мне чувство времени, то я до того точный стану, как мой двоюродный прадедушка из Лондона, старина Биг-Бен. Не меня придется устанавливать на рассветный час или к восходу луны, а наоборот, — мечтал Будильник. — И если Солнцу на закате чуть раньше захочется за горизонтом укрыться, взглянет напоследок на мой циферблат и пардону запросит. Придется ему минуту-другую повременить у небесной кромки, покудова не придет пора за горизонт скрываться.

— Не будет мешать тебе этакая точность? — осведомился Дырка. — Ты ведь к другому привык.

— Все лучше, чем эта непрерывная путаница. С ума можно спятить!

— Если узнаю наконец, кто я такой, — размышлял вслух Дырка, — покончу со своими странствиями. Вот ей-ей! Осяду где-нибудь насовсем. Где — без разницы, лишь бы в спокойном надежном месте, где нас много, где мы требуемся для пользы дела и где нас не беспокоят каждую минуту. Готов служить обычной дыркой в рыболовной сети или отверстием в дуршлаге.

— Дырка в сетке? Отверстие в дуршлаге? — ахнул Веник II. — Именно ты, кому довелось побывать ущельем между холмами?!

— Места не ахти какие шикарные, согласен. Но ведь душевное спокойствие дороже всего!

Тут и Будильник вмешался в беседу. Вскоре вспыхнул жаркий спор на тему: если есть выбор, то какая из двух возможностей лучше. Дырка высказался так: он спросил бы, какая из них хуже. Веник II заметил, что его очутившийся за границей дядюшка, несущий там службу по распространению злостных слухов, отмахнулся бы от проблемы запросто, сказав «ganz egal», что по-нашему означает: «что пес, что собака», иными словами «один — девятнадцать, другой — без одного двадцать, а все едино»…

…И тут обмен мнениями был прерван душераздирающими звуками.

Свирепое, утробное, повергающее в трепет рычание. Захлебывающийся, клокочущий хрип, сопровождаемый обильной пеной изо рта. Грозный рык, после которого пощады не жди. Примерно так можно описать эти звуки, от которых в жилах стынет кровь и перехватывает дыхание.

Дорогу путникам преграждали шесть массивных цельнометаллических субъектов, вместо головы у каждого — блестящий черный бидон, откуда и исходили все эти чудовищные звуки.

— О чем это вы тут трепались? — громыхнул один из Бидонов.

— Уж не на наш ли счет проезжались? — гулко подхватил другой.

— Не иначе как про нас языки чесали, — прогудел третий.

— Мы — нет, это не мы, не мы это… — пролепетал Будильник. Единственный из всех троих он нашел хоть какие-то слова, пусть даже не совсем подходящие: — Мынеохнет… охнемыэто…