Сквозь объектив - Соня Фрейм Страница 9

— С чего ты взяла? — снова усмехнулся он. — Может, ты мне просто понравилась и я решил познакомиться таким нетрадиционным способом.

Я промолчала. Его ирония уже начинала меня раздражать. Хотя онемение от страха сменилось совершенным безразличием, эта беседа постепенно возвращала ощущение, что я все же нахожусь в реальном мире.

Мы молчали минут десять. Он сидел передо мной, смотрел непонятным взглядом и изучал. Когда наконец тишина была нарушена, в его голосе уже больше не было насмешки. Он звучал задумчиво и серьезно.

— Ты на редкость апатична для похищенной.

— А ты любишь истеричек?

— Я много кого люблю, — хмыкнул он. — Но странно видеть такую пассивность. Я помню, что ты почти сразу перестала сопротивляться. Как если бы…

Он замолчал. Я буравила его тяжелым взглядом, и пауза затягивалась. Ублюдок по имени Кай о чем-то размышлял.

— Что? — не выдержала я. — Договаривай.

— Как если бы ты была внутренне готова, — почти эхом отозвался он. — Как если бы ты ждала этого момента.

— Ты — больной.

— Не более чем ты. — Он даже хихикнул. — И сейчас… На твоем месте я попробовал бы кричать. Конечно, тебя никто не услышит, но знаешь — это естественно для пленника.

Мне нечего было ему сказать. Я ничего не хотела делать. Я была в его власти — это единственное, что ясно.

— Ну что же… Было приятно с тобой побеседовать, — произнес он. — Я, кстати, могу выполнить какое-нибудь твое маленькое желание. Можешь загадывать.

Снова повисло давящее молчание.

— Может, ты хочешь в туалет или поесть? — предположил он. — Давай, пока золотая рыбка в хорошем настроении.

Я продолжала молчать, крепко стиснув зубы и упрямо глядя в пол, сама не очень понимая, что пытаюсь доказать и кому — ему или себе. Что мне не нужна его милость?

— Упрямая. Ладно. Что же… Очень жаль.

Он хотел было уже подняться, как вдруг у меня само собой вырвалось:

— Я хочу увидеть твои глаза.

Он замер на месте, так и не поднявшись с пола.

— Что?

— Я. Хочу. Увидеть. Твои. Глаза, — отчетливо произнесла я.

На меня снова смотрели непроницаемые черные линзы. По губам нельзя было определить, что именно насторожило его в моей просьбе. Они оставались сомкнуты и недвижны.

Внезапно пауза наполнилась каким-то особым, еще не высказанным смыслом. Как будто весь мир приготовился к этому моменту. Или же это был только мой внутренний мир.

Через пару мгновений медленно он поднес руку к очкам и стянул их.

Наши глаза наконец-то встретились.

Я смотрела на него исподлобья. Наступила моя очередь изучать. Его глаза были пронзительно-голубого цвета и напоминали два драгоценных камня. Я никогда еще не видела такой радужки. Как неживые…

В них не было ничего, кроме сухого, впивающегося холода. По ним нельзя было прочитать, сквозь них нельзя было увидеть… Я вспомнила голубизну глаз Макса, но она была совсем иной, какой-то размытой и прозрачной, словно родниковая вода.

А здесь застыли арктический холод и легкая усталость.

Он слегка опустил веки, а затем встал и вышел из комнаты. В этот день я его больше не видела.

* * *

Когда он покинул комнату, я еще не знала, что увижу его лишь завтра. Я думала, он будет все время тут. Но у мерзавца вполне могли быть и другие дела, помимо того, чтобы весь день торчать рядом со своей жертвой.

У меня не получалось думать о нем как о Кае. Я думала о том, что он ублюдок, подлец, негодяй… Эти слова по-детски стучали в груди, отчего у меня сводило горло в немом горе.

Я никогда не думала, что это произойдет со мной…

И пока я тонула в неконтролируемой жалости к себе, мой похититель допивал свой ароматный кофе. Мы сидели в разных комнатах, погруженные в океан собственных мыслей. Для меня в тот момент не было ничего, кроме этих загнанных эмоций. Осознание собственной беспомощности оказалось слишком страшным. Как такое могло случиться? Почему я похищена в незнакомом городе? Почему я, человек, который к этому не был готов…

Впрочем, о таких вещах редко знаешь заранее. Никто не готов к страху и неизвестности.

Оставалось только жрать себя на пустом месте, винить за глупость и молиться неизвестно кому, чтобы все закончилось. О хеппи-энде и речи не было, я в него не верила. Просто мечтала о конце. То состояние, в котором я пребывала, было самым худшим. В картах Таро есть аркан «Повешенный». Вот им я и была.

Но час спустя восстановился баланс между паникой и рассудком. Я вышла из своего транса и смогла трезво оценить ситуацию. Все стало четче, даже вещи вокруг меня.

И первая мысль была оголенной и логически обоснованной: это все-таки должна быть я.

Потому что мой отец ворочает огромными деньгами.

Это должна быть я, потому что нет ничего проще, чем украсть предоставленную самой себе дочурку богача, за которой никто толком не смотрит, даже она сама…

И ублюдок наверняка знал, кто я. И возможно, уже позвонил моему отцу и сообщил ему своим властным голосом, что я полностью в его власти.

Какую сумму он потребует?

Мне смертельно хотелось думать, что меня похитили только из-за денег отца. При мыслях об иных причинах я впадала в парализующий ужас.

Это должны быть деньги.

Только деньги.

Иначе я не знаю, какими соображениями этот Кай руководствуется. В голову лезли кошмарные вещи.

Зачем похищать человека, если не планируешь получить выкуп? Я не думала, что Кай был каким-нибудь больным маньяком. У него слишком трезвый, даже остужающий взгляд. В нем чувствовалась рассудочность и что-то… настораживающее.

Я его боялась. Я невероятно, до жути, до смерти боялась этого человека, взгляд которого останавливал мне сердце.

* * *

Все тело болело от кончиков пальцев на ногах до самой макушки. Из-за неудобной позы, в которой я пребывала уже больше десяти часов, свело не только руки и ноги, но и весь позвоночник. К тому же я натерла до крови кожу на запястьях, пытаясь высвободиться, распутывая узлы, и каждое прикосновение веревки вызывало обжигающую боль.

И он был прав насчет туалета. Надо было согласиться.

Солнце, падающее на затылок сквозь незанавешенное окно, начинало припекать. Сегодня погода оказалась теплее, чем вчера.

Лучи на моей коже напомнили мне об обстановке.

Судя по форме светового пятна на полу, позади меня — большое окно. Справа от себя я видела двуспальную кровать с незатейливыми белыми простынями. Она была не заправлена, одеяло слегка откинуто в сторону. Помимо этого в комнате имелся платяной шкаф. Скучный аскетизм убранства компенсировался количеством света. Спальня практически целиком утопала в сиянии солнца, проливавшемся через то самое огромное длинное окно.