Тихий центр - Тамара Лисицкая Страница 9

Мало того, что дверь там была самой драной в доме, она еще и не закрывалась. Оля не нашла звонка, постучала, она сама и распахнулась. Пришлось входить. Навстречу никто не выбежал, хотя дома явно были люди и много. Оля вытянула шею в сторону кухни — там смеялись — увидела чей-то носок. Потом мимо пробежали два мальчика, толкнули ее на повороте на кухню, но не обратили внимания. Следом из комнаты вышел джентльмен в шелковом дамском халате, из-под которого торчали голые волосатые ноги.

— Ну, чего стоишь? — равнодушно спросил джентльмен. — Иди на кухню!

И сам ее опередил. Оля вошла следом, слабо понимая, что происходит. Ей даже не кивнули — сидели несколько человек, смеялись, курили, говорили о своем. Под столом ползали дети.

— Есть сигареты? — спросил джентльмен.

— Только лайт, — равнодушно ответили ему люди.

— Достали вы меня все! — горько констатировал джентльмен и налил себе воды из пижонского чайника.

Оля так и не дождалась внимания, на нее даже не смотрели. И ситуация становилась все более абсурдной: надо было развернуться и уйти, потому что оставлять подарки всем этим свиньям Оля не собиралась.

— А ты кто? — вдруг спросила смуглая дева с мундштуком в спортивных брюках. Сочетание спортивных брюк и мундштука Олю окончательно подкосило, поэтому она просто начала отступать, но включились дети.

— Ой, конфеты! Конфеты! — заорали они, повисая на Оле.

И корзиночка пропала. Через мгновение ее вывернули, выпотрошили и сели сверху. Захрустела лоза…

— Я чего-то не поняла, — хрипнула дева с мундштуком. — Вы к кому с таким набором, девушка? Мы вас знаем?

Люди за столом еще раз обернулись, теперь уже персонально к Оле. Они все были молодые, сонные, задумчивые.

— Я ваша новая соседка, — сказала Оля в полной тишине. — Мы с мужем будем жить на втором этаже. Хожу, знакомлюсь.

— Да ты гонишь! — возмутился джентльмен в халате. — В этом доме нет второго этажа!

Общественность засмеялась и снова отвернулась. Больше Олей никто не интересовался, и она тихонько ушла.

В восьмую квартиру можно было и не ходить, хватило вчерашнего выступления Ирины Павловны и сегодняшних безумцев с первого этажа. Но Оля была девушкой упрямой и не хотела позволить тупой реальности нарушить ее гармоничный план. А еще она снова хотела увидеть темнобрового красавца Игоря, и это последнее чувство с запасом перекрывало все остальные. Собственно, все ради этого и затевалось.

Открыла Таня, слава Богу. Если бы Ирина Павловна, то шансы на хорошую открытую беседу свелись бы к нулю.

— Привет, — и Оля протянула корзинку.

— Ой! — и Таня отступила.

— У меня есть пятнадцать минут! — Оля оглянулась, не вышел ли темнобровый.

— А у меня нет! — должна была сказать Таня, которая дописывала какую-то рекламную муть и через пятнадцать минут должна была выехать вместе с ней в сторону редакции. Но Таня сказала другое:

— Отлично! Тогда кофе, чай?

— Просто сок, лучше свежевыжатый, — Оля прошла на кухню и увидела там стопку бумаг — частично исчерканные листки с замалеванными абзацами и однотипными рисунками глаз.

Таня смотрела на Олю и пыталась понять, где взять свежевыжатый сок и аргументы против посиделок.

— Твое?

— Мое.

— Что пишешь?

— Статью одну.

— Круто. А где твои?

— Кто где. Мама ушла на работу.

Оля вдруг захотела расспросить о соседях, статьях, о липах за окном, пыталась задержаться в этой квартире изо всех сил — и все к тому шло: Таня терпела, не гнала, хотя явно торопилась. Сока не было, значит, можно, как вариант, просить супа, котлет, любой ерунды, которая греется, готовится, выращивается и забивается к столу…

— Понимаешь, — сказала Таня, — это так приятно, когда дарят корзинки с шампанским…

— Там еще конфеты и мишка.

— Да. Но я так спешу…

И вот тут из норы снова выполз Игорь. Если бы он остался там, где проводил большую часть дня, у себя в углу за гитарой, вросшей в комбик, Оля бы просто ушла. И, может, ничего бы потом уже и не было из того, что случилось потом…

Но он вышел.

А просто он тоже ждал, когда в дверь позвонят, позвонит Оля.

— Игорь! — вскрикнула Таня, хватая мужа за локоть. — К нам Оля с визитом! Она корзинку с шампанским принесла! Очень приятно, правда? Соседи должны дружить! Только я не успеваю, понимаешь! В общем, вы тут пообщайтесь, а я…

И Таня убежала с легким сердцем и недописанной статьей… И оставила гостью под присмотром мужа.

Обитательница квартиры номер один, Светлана Марковна Соколинская, вышла в свет. В своем дворе такие выходы не осуществлялись — быть рассматриваемой соседями Светлане Марковне не хотелось. Поэтому каждый раз она повторяла один и тот же маневр — проведя разведку в глазок двери, натягивала темные очки, хватала Чапу, крепко перехватывала ладонью ее микроскопическую морду и в таком шпионском состоянии быстро покидала дом. Несколько кварталов Светлана Марковна проходила в хорошем темпе, как легкоатлет, потом непредсказуемо сворачивала во дворы, чуть-чуть петляла, осматривалась, и только после этого отпускала Чапу на волю. Начиналась прогулка. Очки Светлана Марковна на улице не снимала никогда. Старалась не повторяться с дворами. А поскольку их было не так уж много в радиусе, она выдерживала паузы в несколько дней, избегая системы, которую можно было бы вычислить, и таким образом обеспечивала себе покой. По пути она иногда заходила в кафетерий, где в районе одиннадцати утра не было очереди, и там покупала максимально черный кофе.

В молодости Светлана Марковна была невыносимо красивой. Она и сейчас выглядела о-го-го для своих лет, но страшная правда старения искалечила ее жизнь давно и уже навсегда.

Началось все в тридцать, когда роскошная, характерная героиня, демоническая красавица Светлана Соколинская села перед зеркалом в крохотной общественной гримерной и вдруг явственно услышала дыхание времени за спиной. От этого смрадного выхлопа запотели стекла вокруг и зеркало, которое Светлана боялась протереть, поскольку в нем клубилась уже другая Светлана, тридцатилетняя. Еще вчера ей было двадцать девять, жизнь казалась трудной, но восхитительной, бесконечной, обещающей заслуженные чудеса, и все закончилось сегодня кататоническим ступором — мне тридцать! Все! Аллилуйя! Аллилуйя. Аллилуйя-Аллилуйя-Алли-илу-ийяаа.

Знакомые заметили, что после дня рождения Света, бывшая и без того девушкой жесткой и принципиальной, стала вообще непригодной для общения. Она ушла в себя, устранила приятелей, перестала посещать совместные алкогольные акции. Все оставшееся от личной и общественной жизни Света тратила на поддержание красоты — а тогда еще не было суперкремов и фитнес-центров. Но были спортивные секции, малочисленные косметологи, к которым записывались за месяц, народные средства для поддержания фигуры, лица и волос в форме. В жесткой экономии себя Светлана прожила до сорока пяти, а потом, когда морщины вероломно взяли ее измором, сонную, она одним махом отрубила все: и косметологов, и последних друзей, и работу в театре.