Последняя любовь Скарлетт - Джулия Хилпатрик Страница 9

Он почему-то подумал, что присутствие бывшего офицера противника по Гражданской войне придаст предстоящему вечеру особый интерес и как бы своего рода историчность: прошло много лет, и теперь все американцы – один народ, без какого-либо разделения на янки и Конфедератов, и присутствие за одним столом бывшего офицера их противника сделает встречу по-своему символичной…

Так сказать, хотя и явно запоздалое, но все-таки – примирение.

Но и это было еще не все…

Дело в том, что на этот званый вечер были приглашены его молодые племянники, студенты колледжа, ярые любители нововведений этой меркантильной и суетной эпохи, всех этих автомобилей, патефонов, синематографа и воздухоплавания; молодые люди категорически отвергали старые традиции, которым принадлежало сердце Джонатана; зачастую они даже язвили и смеялись над явной старомодностью мистера Коллинза, называя его ретроградом и старой шляпой, утверждая, что будущее величие Соединенных Штатов – в техническом прогрессе.

– Я им покажу «технический прогресс», – в таких случаях бурчал себе под нос отставной полковник. – Величие нашей страны – только в ее традициях! Без них мы никогда бы не выиграли у конфедератов… В наше время не было никакого «технического прогресса», никаких этих идиотских изобретений, этих чадящих керосиновых повозок без лошади с сумасшедшими извозчиками, всех этих идиотских аэропланов, этого немого кино… Я помню, что настоящий джентльмен в мое время прекрасно управлялся бричкой, запряженной двойкой, а если хотел поразвлечься, то ходил в театр, где давали представление живые актеры и актрисы, а не какие-то бездушные тени, запечатленные на ленту. Да, у нас не было никакого «технического прогресса» – мы прекрасно жили и без него…

Один племянник, старший сын его покойного брата, только что окончил технологический колледж. Он расхаживал в черной шапочке, в такой же мантии и в блеске славы; веселые песни теплым июньским вечером, рой хорошеньких девочек в легких очаровательных платьях, их папы и мамы, всегда праздничные и нарядные; знаменитый адвокат раздает свидетельства о присуждении степени бакалавра и говорит тысяче юношей и девушек, что Америка нуждается в их идеализме и безграничной преданности, особенно теперь, когда мир должен измениться под влиянием технического прогресса…

В Америке, где народный гений проявил себя именно в машиностроении, в изобретении различных механизмов, облегчающих тяжелый труд людей.

Нет, мистер Коллинз не верил машинам – не верил и не любил их, он не верил тому, что машины действительно могут помочь человеку…

Беря своего племянника за пуговицу, он с усмешкой спрашивал его:

– Неужели ты действительно веришь, в то, что какой-то бездушный набор винтиков и шестеренок может заменить живого человека?..

Племянник Джонатана, прекрасно зная по собственному опыту, что с дядей в подобных случаях лучше не спорить, только молчал.

– Да никогда в жизни!.. – кричал он, – я ни за что не поверю, что машина лучше живого человека… Нет, нет, она хуже, потому что она не создает человеку удобств, а наоборот…

Племянник Джонатана иногда пытался доказать своему дяде пользу механизации при помощи длинных колонок цифр, объясняя, что многие тяжелые работы стали возможны только благодаря машинезации, но отставной полковник только иронически усмехнулся…

Слушая своего племянника, он вспомнил нью-йоркский кафетерий на Лексингтон-авеню…

Раньше там у самого входа стояла миловидная девушка в оранжевом парусиновом фартуке, завитая и нарумяненная, и раздавала талончики. А спустя некоторое время на месте этой девушки уже стояла бездушная металлическая машинка, которая выполняла всю эту работу автоматически, да еще издавала приятные электрические звоночки, чего от девушки, естественно, ждать было нельзя.

Коллинз часто вспоминал и одну историю о негре из Алабамы, который служил на железной дороге контролером и подсчитывал кипы с хлопком. Работа натолкнула его на мысль о машине, которая могла делать подобные подсчеты быстрее и точнее его самого. И тот негр изобрел такой прибор. Кстати, хозяева с немалым удовольствием воспользовались тем изобретением, а самого негра тут же уволили – он надолго остался без работы…

Нет, мистер Коллинз не любил «технического прогресса», – все эти электрические приборы, все эти автомобили, паровые машины, аэропланы были для него настоящими адскими машинами.

Куда больше мистер Коллинз любил старую Америку – все эти деревенские кузницы, воспетые Лонгфелло, школы на зеленой лужайке, куда Мери водила свою овечку, все эти старосветские прялки, кувшины и бокалы, семейные альбомы, керосиновые лампы, кринолины, древние этажерки и все остальное, что многие уже выбрасывали на свалки, как ненужный хлам.

Казалось, это было приятное и безобидное развлечение для стареющего человека, который внезапно сделался очень богатым; безопасная игрушка, которой он, впадая в детство, может забавляться, сколько угодно… Иногда, отозвав своего племянника, Джонатан с улыбкой говорил ему:

– В наше время мы пользовались не какими-то электрическими лампами, а вот этим…

И мистер Коллинз протягивал ему допотопную керосиновую лампу.

– Да, – вздыхал он. – И мы отлично жили… Мы были здоровы, веселы и бодры… Мы не знали никакого «технического прогресса», от которого Америку постигло столько бед и несчастий…

* * *

Одевшись под присмотром Симона, мистер Джонатан Коллинз, бормоча себе под нос обычные проклятья современной неверующей ни во что молодежи, пошел на первый этаж, в фойе своего огромного даже по калифорнийским меркам особняка – ждать гостей…

Впрочем, ждать отставному полковнику пришлось недолго – гости приехали, как и обычно в таких случаях, немного раньше восьми… Камердинер Симон, облаченный в черную ливрею с новыми золотыми позументами, заботливо помогал им раздеться.

Ретт Батлер всегда гордился тем, что никогда не опаздывал: ровно в восемь вечера Симон доложил о приходе Ретта и Скарлетт. Джонатан, подойдя к ним, поприветствовал чету Батлеров со всей учтивостью, на какую только может быть способен отставной полковник от инфантерии…

Скарлетт с интересом смотрела на этого совершенно седого, как лунь, старичка на тонких подагрических ножках – и хотя теперь ей уже были совершенно безразличны те далекие события противостояния Севера и Юга, она почему-то почувствовала в себе какое-то непонятное расположение к этому человеку…

«Ретт говорил, что он служил в армии генерала Шермана, – подумала Скарлетт, – и принимал участие в битве при Геттесберге… О, сколько было переживаний в Атланте, когда все мы ожидали списков погибших… Наверняка на его руках – кровь многих… Как, впрочем, и на руках многих моих друзей по Атланте – кровь его близких… Боже, и зачем только понадобилась эта война?!.»

Скарлетт улыбнулась.

– Добрый вечер, господин полковник… Большое спасибо за приглашение…