Аарон - Вероника Мелан Страница 9

Нордейл. Уровень Четырнадцать.

Светлая кожа – гладкая, чистая, бархатная, – россыпь веснушек у аккуратного носика, длинные ресницы, красивые даже во сне губы, россыпь золотых волос на подушке – Аарон, приподнявшись на локте, смотрел на спящую в его постели женщину и думал о том, что он счастлив.

Счастлив.

Ведь так?

С чего не быть счастливым мужчине, в постели которого спит прекрасная женщина – кроткая, ласковая, податливая. Мечта, а не женщина.

Милая Мила. Милана; Канн почему-то вздохнул. Сам не понял, почему. Еще раз посмотрел на ее блестящие в свете прикроватной лампы волосы, прислушался к спокойному дыханию, поправил сползшее с обнаженного плеча одеяло – хотел погладить по щеке, но не погладил – вместо этого прислушался к внутренним ощущениям, попытался их распознать – он влюблен, радостен, доволен? – и в который раз не смог их расшифровать.

Может, просто не время? Может, иногда любовь не бьет током, не врывается в сердце бурным свежим, подобным вольному сквозняку, потоком, а наполняет тело и разум медленно?

Наверное, так. Наверное.

На тумбе глухо завибрировал и заерзал телефон; Аарон поморщился и наощупь отыскал трубку, взглянул на экран – «Каратель».

Другой бы на его месте, если бы обнаружил на экране сотового подобное слово, побежал бы в туалет стреляться (кому хочется видеть в гостях демона?), но стратег лишь улыбнулся – визиты друга он любил. Даже такие поздние.

– Слушаю. Канн.

– Слушай, Канн, – начали без приветствия, – я тут с работы еду. Забегу к тебе на пару минут?

– Забегай, – миролюбиво согласились в ответ. – Тебе я всегда рад.

– Угу. Буду минут через десять.

– Будь.

Телефон временно вернулся на тумбу, а после перекочевал в карман серых хлопковых, натянутых на голое тело шорт.

Чайник закипал неторопливо – знал, что собеседники не торопятся, – грелся, сопел, важно менял цвета на индикаторе температуры, пока хозяин дома искал в шкафу заварку.

– Тебе точно чай? Не бренди, не коньячку, не виски?

– Чай, точно. Я же сейчас домой, а там дочь. Какой коньячок?

Регносцирос лениво развалился на кухонном стуле, вытянул длинные ноги, сложил ладони на пряжке ремня и лениво улыбнулся.

– Что, Баалька не любит, когда от папы пахнет спиртным?

– По шее бы вам всем за «Баальку». Она – Луара.

Его друг хмыкнул. Да-да, Луара, но в простонародье с легкой руки их телепортера маленькое сокровище Алесты и Баала все звали исключительно «Баалькой», и ее отец знал об этом. Канн бы побился об заклад, что тот изредка и сам звал ее подобным образом.

Вот только не сознается, черт волосатый.

Регносцирос, впрочем, не злился и вообще этим вечером выглядел довольным жизнью.

– Что, съел полсотни младенцев? Чему улыбаешься?

Аарон разлил кипяток по чашкам и сунул туда пакетики с заваркой – те моментально всплыли на поверхность.

– Младенцев не ел, а вот пару нытиков на тот свет сегодня переправил.

– На какой еще «тот»?

– Тот, на котором они родились.

– Ясно. В общем, на сегодня отстрелялся.

– Ага. А ты как? Нормально?

– Нормально.

– Что-то не похоже.

– С чего бы?

– Да рожа у тебя странная.

Они сидели за столом и пили чай.

Чай, блин, – Канн размешивал в кружке сахар и думал о том, что они похожи на старых бабок. Старых, шамкающих беззубым ртом бабок, коим если что и осталось в этой жизни, так это лишь вспоминать свое насыщенное и бурное прошлое.

Дожили.

– Как Мила?

– Хорошо. Сходили сегодня в ресторан, посидели. Представляешь, она упомянула о том, что хотела бы дом в южном районе города.

– Почему там?

– Мол, озеро рядом. «Ведь это так здорово – вставать по утрам, выходить на балкон и смотреть, как блестит под солнцем водная гладь».

– И что – будешь свой продавать?

Мужчина со шрамом промолчал, сделался хмурым.

– Не хочу. Я к этому привык.

– Может, привыкнешь и к новому? – корректно поинтересовался друг. – Изменения – это не всегда плохо.

Аарон долго молчал – слишком долго. Затем вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет, закурил и вдруг понял, что забыл открыть форточку. Моментально ощутил укол вины – Мила заворчит, что он опять курит в доме, – и вдруг разозлился. С каких пор он стал чувствовать себя виноватым из-за курения? Его дом – где хочет, там и курит. И когда хочет. И сколько хочет.

А вина все не уходила.

Черт. Все ведь хорошо. Все хорошо, ведь так?

– Эй, у тебя все нормально? – черные глаза Баала прищурились, стали изучать коллегу и друга с двойным вниманием. – На тебе лица нет.

– А что есть?

Пепельница стояла у раковины – укоризненно чистая, отмытая до блеска женской рукой – Канн дотянулся до нее и нарочито громко грохнул стеклянным дном о кухонный стол. Поставил перед собой, зачем-то толкнул пальцами.

– Шрам есть, а лица нет.

– Ну-ну.

И на этом ответ иссяк.

Регносцирос нахмурился.

– Слушай, да что у тебя не так? Дом есть, деньги есть, работой пока не заваливают, тренировками тоже – Сиблинг успокоился, – баба – пардон – женщина есть. Что еще нужно?

– Наверное, ничего.

– Ты счастлив с ней?

– С кем?

– Со своей Милой.

Тишина.

– Канн?

Тяжелое молчание.

– Аарон?

– Что?

– Ты ее любишь? Рад ее присутствию в своем доме?