Сладкая месть - Бонни Вэнак Страница 9

Матери она сказала, что будет ночевать у своей любимой тетушки. Поверит ли отец? Джиллиан собралась с духом и ответила:

– Отец, но я уже взрослая, мне двадцать два года, и, наверное, я могу время от времени проводить ночи вне дома.

Свершилось. Она это сказала. Она опустила вспотевшие ладони на колени. Дело сделано. Ей было весело и страшно. Она никогда раньше не отвечала отцу в таком тоне.

Лорд Странтон медленно поставил кофейную чашечку на блюдце и положил руки на столешницу. Он послал жене улыбку через весь длинный стол. Но Джиллиан прекрасно знала, что это была за улыбка. Граф Странтон никогда не повышал голоса. Но от его леденящей улыбки ее до костей пробрал страх…

Джиллиан в отчаянии посмотрела на мать. Леди Странтон побледнела. Господи, только не это…

– Сильвия, по-моему, вы недостаточно внимания уделяете вашим розам, которые вы, по вашим же словам, так любите. За нашей дочерью вы в мое отсутствие тоже не уследили. Кусты роз чрезмерно разрослись, от шипов проходу нет. Если вы беретесь что-то вырастить, будь то цветы или строптивый ребенок, необходимо вовремя проводить обрезку. Вы не находите?

– Реджинальд, прошу вас. – Голос матери дрожал. Лорд Странтон обернулся к ожидавшему лакею:

– Джеймс, принесите, пожалуйста, садовые ножницы. Выведите всю прислугу в сад. Я хочу, чтобы кусты роз срезали. Все. Под корень. Выполняйте.

Она не могла допустить, чтобы мать понесла кару вместо нее. Сердце бешено колотилось, но она заставила себя произнести:

– Отец, прошу вас. Виновата я. Я должна была предупредить вас. Не вините маму, она здесь ни при чем.

Граф не отрывал взгляда от лакея.

– Выполняйте, Джеймс. Срезать все кусты. А потом сжечь.

– Будет сделано, милорд, – ответил лакей.

Слуга пошел выполнять приказание. У Джиллиан подступил комок к горлу. Леди Странтон опустила голову. Но Джиллиан все же успела заметить, как у ее матери на глаза навернулись слезы, которые она ни за что не покажет мужу.

Джиллиан сосредоточилась на еде, но не смогла подавить гнев и страх. У нее потемнело в глазах. Вспомнился старый кошмар. Медленно закрывается дверь, поворачивается ключ в замке, тихий стон.

Джиллиан закусила губу, прогоняя темноту прочь. Пусть эта дверь навсегда останется запертой. Она не хотела знать, какие секреты за ней таятся.

– А теперь, Джиллиан, поговорим о твоем расписании на сегодня. Сегодня я разрешаю тебе ни к кому не ходить. Но будь добра приодеться как следует для бала у Хантли. И для мистера Августина. – Отец чуть ли не с нежностью смотрел на нее поверх кофейной чашки, но обольщаться не стоило: в голосе был явно слышен металл. Это был приказ. Как в армии.

– Да, отец, я буду на балу у Хантли.

– Хорошо. Мистер Августин просил у меня твоей руки, и я дал согласие. Я обещал ему объявить о вашей помолвке сегодня.

У Джиллиан пересохло во рту. Внутренний голос подсказывал: «Скажи ему, что не можешь выйти замуж за Бернарда! Ну хоть раз скажи ему «нет!» Комкая льняную салфетку вспотевшими ладонями, она раскрыла рот и услышала свой голос:

– Да, отец.

У нее подвело живот от отвращения. Она смотрела на яичную скорлупу. Кирпичная стена исчезла, осталась лишь хрупкая яичная скорлупка, не способная защитить нежное содержимое. Такая слабая. Такая беззащитная.

Вот поэтому и надо уезжать.

Вот только мать… ей поздно уже что-то менять. Джиллиан взглянула на безмолвную графиню, у нее сердце сжималось от жалости при виде глубоких теней у матери под глазами и ее впавших щек. Джиллиан не хотела оставлять мать одну, но тетя Мэри обещала поддержать ее. Тетя Мэри была родной сестрой ее отца. Это она надоумила девушку разыскать заведение мадам ла Фонтант, чтобы заработать денег, так необходимых ей для побега. Они продумали все до мельчайших деталей, дождались, когда граф уедет улаживать дела в своем поместье в графстве Дербишир.

Тетя Мэри утверждала, что это один из лучших борделей в Лондоне, где никто не обидит Джиллиан.

Теперь все: последний бал – и долгожданная свобода!

Сейчас надо быть вдвойне осторожной, чтобы отец ничего не заподозрил. Надо вести себя как можно естественнее, изображать послушную и пустоголовую дочку, какой он хотел бы ее видеть.

«Еще немного, – уговаривала она себя, комкая льняную салфетку на коленях. – Еще совсем чуть-чуть, и ты вырвешься на свободу».

После завтрака Джиллиан извинилась и ушла в библиотеку, где ей никто не мог помешать. Она закрыла за собой дверь и перевела дух. В библиотеке пахло пылью и старыми книгами. «Запах знаний», – подумала Джиллиан… Здесь было тихо и спокойно. Здесь была обитель знаний. Здесь был ее рай.

Она устроилась в мягком кресле с томом «Принципов экономической науки» Альфреда Маршалла. Ее пальцы с нежностью гладили книгу, но сосредоточиться на чтении она не могла. Все ее помыслы были обращены к мужчине, с которым она провела ночь. К Грэму.

Она вновь и вновь переживала ощущения прошедшей ночи. Страсть, которую пробудили в ней руки незнакомца, стоны удовольствия, которые она не в силах была сдержать. Красавец мужчина, проведший с ней ночь, к тому же выложил кругленькую сумму за то, что ее мужу досталось бы даром. Она так и видела перед собой его лицо, горящее от вожделения. Ощущала его нежность и ласку. Чувствовала, как его упругое тело льнет к ней.

Как же он рассердился, когда раскрыл обман! У Джиллиан все внутри сжалось. Кто же он? Аристократ со странностями? Кем бы он ни был, он обошелся с ней нежно и деликатно, без грубости и пошлости, которых она ожидала заранее.

Его семя проникло в нее. Беспокоиться вроде не о чем: у нее только что закончились месячные, к тому же она выпила противозачаточный травяной отвар, который дала ей мадам ла Фонтант.

Зато скоро, очень скоро она окажется в Америке.

– Не надо его убивать, Грэм.

Кеннет так просто не отстанет. Он весь день преследовал брата, пытаясь обсудить с ним вопрос, который тот решил не затрагивать. И надо же было ему проболтаться!

Их разделяла закрытая дверь. Когда они пытались поговорить в просторной гардеробной Грэма, у Кеннета дергалась бровь, он всерьез переживал за брата. Грэм изучал свое отражение в зеркале. Костюм сидел на нем, как всегда, безупречно. Хоть он и выглядел типичным англичанином, но в душе оставался египетским воином, готовым действовать быстро, точно и наверняка.

Они молчали. Грэм поправил туго завязанный галстук. Все эти годы он таился, как гепард в засаде, опасаясь выдать себя. И вот гепард готов к прыжку.

Дверь открылась. Вошел слуга и, не проронив ни слова, стал собирать разбросанную одежду. Кеннет тут же перешел на арабский – они с братом прекрасно знали этот язык, а слуги не понимали ни слова.

– Не надо, Грэм. Ты уже не бедуин. Ты же не сможешь просто так выхватить ятаган и потребовать справедливости.