Тени утренней росы - Татьяна Воронцова Страница 9

Эти слова заставили меня обернуться. С моим парнем творилось что-то неладное. Только что он стоял со мной рядом веселый и оживленный, а теперь выглядел так, будто внезапно заболел. Отсутствующий взгляд, по-прежнему устремленный на полки с черепами, поблескивающие на висках и на верхней губе мельчайшие капельки пота...

— Нейл, посмотри на меня.

Он не шелохнулся. Глядя в его бледно-зеленые глаза, остекленевшие, точно в кислотном трансе, я не придумала ничего лучшего, чем потрясти его за плечо.

— Эй, ты меня слышишь?

Он глубоко вздохнул, провел пальцами по лбу.

— Прости, я задумался.

Хороша задумчивость! Надо, что ли, на всякий случай поинтересоваться, как на этом острове вызывают врача.

В четырех километрах от Аркади нам встретилась развилка с дорожным указателем «Аркади — прямо, Амнатос — налево», и Нейл включил поворотник, а затем коротким взмахом руки предупредил меня, что уходит налево. В самом деле, что нам лишних пятнадцать минут. Я и сама была не против выйти ненадолго из машины, сделать глоток воды (приближалось самое жаркое время дня) и постоять перед воротами Амнатоса, на фризе которых высечена надпись: «Начало мудрости — страх Господень».

— Долгое время я не понимал смысла этих слов, — признался Нейл, — мне казалось, что страх перед Богом подобен страху перед зубным врачом, и значит, в этом есть что-то унизительное. Но страх Господень — это не страх перед наказанием, которому Бог должен непременно подвергнуть нас за какой-то грех или просто неблаговидный поступок. Это боязнь впасть в этот грех независимо от того, последует ли за ним наказание. Боязнь не столько БЫТЬ наказанным, сколько ЗАСЛУЖИТЬ наказание. Понимаешь? Боязнь оказаться недостойным.

— Недостойным чего? Милости Божьей?

— Можно и так сказать. Если считать за милость обладание силой, необходимой для преодоления препятствий, характерных для пограничной зоны, с последующим расширением из сферы смертного в сферу бессмертного.

— Трансформация в божественное? Слияние, растворение, тебя это не пугает?

— Трансформация — не растворение. При этом человек не утрачивает индивидуальности, а прорастает в вечность, подобно зерну.

Зерно Элевсинских мистерий. Жизненный цикл зерна, воплощенный в бессмертных образах Диониса и Осириса. Через какие страхи и терзания приходилось пройти неофиту, прежде чем перед ним открывалась высшая истина посвящения: для души, сходящей с неба, рождение есть смерть.

Итак, он верующий. Кто бы мог подумать. Но при первой нашей встрече там, в Превели, когда…

— Ты ответил, — продолжила я вслух свою мысль, — что со временем перестал чувствовать разницу.

— Ты задала не тот вопрос. Ты спросила: вы, наверное, католик? Нет, я не католик, не православный, не протестант, не копт, не христианин, не мусульманин, не буддист. Я дитя Бога, сын Царя Царей ^[11].

Он в самом деле это сказал? Я не ослышалась? На своем веку я повидала немало образованных людей, но далеко не каждый цитировал Рама-кришну.

Зеленые глаза его искрились, губы подрагивали от сдерживаемого смеха. Он видел, что его признание ошеломило меня, и остался ужасно доволен.

— Я не одинок в своих убеждениях, Элена. Доктор Карл Меннингер отмечает, что хотя еврейских раввинов, протестантских и католических священников в теоретических расхождениях по общим вопросам иногда еще можно примирить, то когда они начинают говорить о правилах и принципах достижения вечной жизни, их взгляды безнадежно расходятся. «До этого момента программа безукоризненна, — пишет доктор Меннингер, — но если никто определенно не знает, каковы правила и принципы, все превращается в абсурд». Ответом на это, безусловно, является сказанное Рама-кришной: «Бог создал различные религии для того, чтобы удовлетворить требования различных людей, стремящихся к Богу. Все учения — это лишь множество путей; но путь ни в коей мере не есть Сам Бог. Воистину, человек может прийти к Богу, если будет следовать по любому пути с искренней приверженностью. Пирожное с сахарной глазурью можно есть, начиная как спереди, так и сбоку. В любом случае вкус его будет сладок».

Нейл рисует, пристроившись, по своему обыкновению, на каких-то стесанных ступенях, я же, набросив на плечи длинный шелковый шарф, вступаю под своды монастырского кафоликона. Здесь традиционно два алтаря: слева — Преображения Господня, справа — Святых Константина и Елены. Ставлю свечки, шепчу бессвязные и совершенно неподобающие случаю слова и отступаю к выходу. Православная христианка из меня как из дерьма пуля. Чего-то мне для этого не хватает, чего-то весьма важного...

Братские корпуса, несмотря на частичную реставрацию, предпринятую в XVIII веке, считаются самой древней частью обители. В левом углу двора — руины винного погреба, служившего пороховым складом и взорванного 9 ноября 1866 года. Благодаря этому событию, как доложил мне Нейл, монастырь Аркади стал символом борьбы критского народа за независимость, и его изображение даже поместили на банкноты достоинством в сто драхм.

Двое туристов фотографируются возле корявого обугленного ствола дерева, безмолвного свидетеля тех трагических событий. Если бы защитники монастыря могли предположить... впрочем, это уже праздные размышления, не заслуживающие упоминания.

Я медленно иду по длинной крытой галерее: с одной стороны расположены двери в кельи монахов, с другой — многочисленные арочные проемы, в каждом красуется керамический горшок с цветущей геранью. Греки просто обожают герань, и она, в свою очередь, чувствует себя здесь весьма неплохо. Мне попадались кусты в человеческий рост.

Любопытная деталь: при определенном ракурсе оштукатуренные, местами облупленные стены цвета песчаника кажутся розовыми. Причуды ли освещения тому виной, или специальные добавки к штукатурке, в любом случае выглядит это потрясающе.

Слегка ссутулившись, то и дело отбрасывая со лба длинную челку, Нейл рисует фасад кафоликона, а я наблюдаю за ним с лестницы, ведущей в помещение музея.

Фасад со сдвоенными колоннами, классическими порталами, двойным фронтоном с резными рельефами и доминирующей над всем этим двухъярусной звонницей в три звона очень хорош. В отличие от других построек монастырского ансамбля кафоликон не пострадал в результате взрыва, поэтому за всю историю своего существования ни разу не подвергался серьезной реставрации. Фактически он сохранился в первозданном виде — с конца XVI века до наших дней.

Что же касается тех, кто не отверг зов, — первый, с кем им предстоит встретиться на их героическом пути, представляет собой фигуру защитника, призванного снабдить их неким волшебным средством против несокрушимой силы драконов, адских псов и прочих стражей порога...

Повсюду, где мне встречается знак креста, это именно равносторонний крест — такой, как в усыпальнице. Я уже обратила внимание на то, что и Нейл носит на шее точно такой же крест, но все никак не могла выбрать подходящий момент, чтобы выяснить почему.