Святость и соблазн - Хелин Вэлли Страница 9

Однако, кроме добросердечия, за этим должно было стоять что-то еще, в этом Флоренс была уверена. И по непонятным причинам ей хотелось выяснить, что именно.

Руперт вытащил два высоких бокала из висящего над раковиной шкафчика и направился к холодильнику за льдом.

Пройдя вслед за ним через небольшую, но прекрасно оборудованную кухню, Флоренс оказалась в уютной гостиной, окрашенной в светлые тона, с плетеными из ротанга столом, креслами с яркой обивкой и огромным угловым диваном. Повсюду стояли кадки с пальмами и папоротниками, придающие комнате дополнительное очарование. Висящие перед большим окном колокольчики, сделанные из морских раковин, удачно дополняли общий тропический стиль обстановки. Гостиная ей сразу понравилась. Она идеально подходила для… Для чего? Флоренс охватило непонятное смущение…

Доброе отношение Флоренс к животным доставило ему нескрываемое удовольствие. Может быть, дело было в том, что большинство знакомых Руперту женщин откровенно побаивались их, а то и выказывали ничем не прикрытое недовольство?

— Надо ли мне знать еще о какой-либо живности, обитающей в доме? — спросила Флоренс, принимая от него бокал с чаем.

— Только о Бонни и Клайде, — сообщил он и жестом предложил устроиться на диване, возле которого, почти сливаясь с лохматым темным ковриком, улеглась Барби.

— А это кто такие?

— Кошки, которых я приютил вскоре после переезда сюда.

Поставив бокал с чаем на стол, Руперт сходил за нехитрыми пожитками Флоренс, намереваясь отнести их в гостевую спальню. Ее лечащий врач настаивал на том, чтобы в первые несколько дней она как можно больше отдыхала, и он не собирался пренебрегать столь настоятельным советом, особенно если это могло помочь вернуть ей память.

— Им повезло, что они попали именно к вам.

В глазах Флоренс появилось странное выражение, похожее на грусть, и это напомнило ему о том, что в данный момент он является единственным человеком, которого беспокоит ее дальнейшая судьба.

Руперт знал, что такое быть одиноким… в некотором смысле. Разумеется, после смерти матери, погибшей при исполнении служебных обязанностей еще в то время, когда женщины среди пожарных были редким исключением, рядом с ним были отец и брат. А когда отец потерял всякий интерес к жизни, заботу о его воспитании взяла на себя тетка.

И хотя это нельзя было назвать настоящим одиночеством, все же он познал чувство потери чего-то родного и до боли знакомого вроде запаха любимых духов матери или милого, приятного голоса, читающего сыновьям сказки. Время только ослабило пронзительную остроту ощущения. Сейчас он уже с трудом мог вспомнить ощущение крепкой отцовской руки на своем плече или звук его раскатистого смеха.

Намереваясь всего лишь успокоить, он положил пакет на кресло и, взяв бокал из рук поднявшейся Флоренс, обнял ее. В первое мгновение она напряглась, но спустя какую-то долю секунды тихо вздохнула и сомкнула руки за его спиной. Прижав ее к себе крепче, Руперт ощутил тяжесть гипсовой повязки.

Улыбка на лице Флоренс была ясна и лучезарна, как летний погожий день.

— Вы не одиноки, Флоренс, — прошептал он ей на ухо. — Я буду всегда рядом. Можете оставаться здесь до тех пор, пока сами не захотите уйти. Согласны?

Скорее почувствовав, чем увидев едва заметный кивок, он погладил ее по спине, как маленького ребенка, хотя это совершенно не соответствовало действительности. Она была взрослой, вполне сформировавшейся женщиной со всеми подобающими округлостями в нужных местах. Округлостями, которых ему привелось увидеть и коснуться, помогая ей одеваться. Округлостями, мысль о которых, вне всякого сомнения, будет преследовать его не только по ночам, но и среди белого дня.

Слегка отстранившись, Флоренс подняла на него взгляд повлажневших глаз.

— Руперт… — шепотом начала она.

— Тише, — пробормотал он, запуская пальцы в шелковистые светло-каштановые волосы. Ласка, вот все, что он мог ей предложить в данную минуту… все, что имел право предложить.

Ощутив внезапную сухость в горле, Руперт медленно наклонил голову, и их губы оказались в опасной близости. Темные ресницы запрокинувшей ему навстречу головы Флоренс затрепетали в ожидании. Поцелуй, возможно, был не самым умным поступком, однако, ступив на этот путь, останавливаться было уже поздно, тем более что ему охотно шли навстречу.

Их губы соприкоснулись, но именно в этот момент раздался звонок телефона. В первую секунду Руперт решил было вообще не брать трубку, однако его служба, как и служба других членов команды, не ограничивалась официальными часами работы, они никогда не чувствовали себя по-настоящему свободными. Принимая во внимание время звонка, случай должен был быть достаточно серьезным.

— Извините, — сказал он и потянулся за трубкой.

Худшие его подозрения оправдались: происшествие было очень серьезным — столкновение на большой скорости сразу трех машин. Правда, чтобы добраться до места, ему понадобится минут пятнадцать — двадцать. Однако в подобных случаях каждый человек считался на вес золота.

Руперт неохотно отпустил Флоренс. Но при виде появившегося на ее лице выражения явного разочарования почувствовал вполне естественное мужское удовлетворение.

— Я должен идти, — сообщил он, ощущая знакомое возбуждение, вызванное предстоящей опасной работой. — Комната для гостей находится слева по коридору. Вы не ошибетесь: она единственная готова. В остальных еще продолжаются отделочные работы. К сожалению, работающая в данный момент ванная расположена наверху.

Руперт поспешно направился к выходу.

— Может быть, я могу что-нибудь для вас сделать? — спросила она, когда он уже взялся за ручку двери. — Например, покормить ваших животных?

— Барби любит побегать по пляжу часок-другой после еды. — Он взглянул на часы, — Если мне не удастся освободиться к семи, дайте ей несколько пригоршней собачьего корма. Он находится в шкафчике возле холодильника. По возвращении я сам погуляю с ней.

Не прощаясь, Руперт вышел из дому и по пути к машине, к своему великому удивлению, понял, что впервые за шесть лет думает не о предстоящей работе, а о женщине, ожидающей его возвращения. Ощущение было для него новым и настолько приятным, что он даже подумал: а не прогнать ли его прочь, чтобы потом, когда все кончится, не слишком расстраиваться? Но вот только, что должно было кончиться, он не знал. А потому, поразмыслив, решил пока не торопить события.