Богатые девушки - Зильке Шойерман Страница 9

При каждом шаге она словно погружается в податливую вату, не чувствуя земли. Лиза смотрит вниз, на свои ноги, в неоновом свете вывески бара они стали розовыми, как перепончатые лапки фламинго, она хихикает и, пользуясь этим предлогом, на мгновение всем телом приникает к Сёрену. Они идут, то и дело останавливаясь. Вокруг царит непроглядный мрак. Все забегаловки похожи одна на другую как две капли воды. Район вокзала за то время, что они просидели в дискотеке, разросся до масштабов самостоятельного города, стал Молохом, не имеющим никакого разумного плана. Лиза чувствует себя словно в комнате с зеркальными стенами, ибо все вокруг выглядит так, будто фасады баров и клубов бесконечно повторяют друг друга. Ее бы нисколько не удивило, если бы Сёрен, да и она сама пару раз встретились им по дороге. Людей стало больше, но на этот раз, в сопровождении Сёрена, целенаправленно и уверенно задававшего темп, никто не таращится на Лизу, напротив, теперь она сама бесцеремонно рассматривает встречных: там женщина, втиснувшая свои длиннющие ноги в туфли на немыслимо высоких шпильках и показывающая свой маленький зад из-под коротенькой мини-юбки, там группа мрачных мужчин в серых костюмах и желтых галстуках, а там крошечный мужичонка, ведущий на поводке бойцовую собаку, которая идет, низко опустив красные глаза. Обычно стоило Лизе увидеть на тротуаре человека с такой псиной, как она тотчас переходила на противоположную сторону, но сейчас в этом не было никакой необходимости. Что бы ни случилось, все будет хорошо, думает она, и предвкушение радости переполняет ее, омывая теплой волной. Когда Сёрен кладет ей руку на плечо, отчего она пошатывается, Лиза без труда подделывается под его шаг.

Через десять минут они останавливаются перед каким-то домом, криво и косо выступающим к перекрестку улиц, громко топая, поднимаются по лестнице, входят в вестибюль, больше напоминающий туннель с тусклым оконцем в конце. У этого оконца находится дверь, Сёрен нагибается и извлекает из-под коврика ключ, дверь со скрипом отворяется. Лизу охватывает напряжение, она не знает, что ее ждет внутри, набравшись решимости, она делает шаг вперед, но тотчас за ним второй — назад. Она словно хотела дать пространству за дверью шанс стать уютной двухкомнатной квартиркой с круглым кухонным столом, на котором их с Сёреном ждет бутылка красного вина, но квартира остается такой же, какой была — мрачной берлогой.

Еще хуже было то, что кто-то пытался придать ей более приличный вид, но в результате зрелище стало еще более плачевным. В окне было заменено одно стекло, оно выглядело как чистая полоса на фоне жуткой грязи. Кроме того, здесь есть кровать, стул и полуслепое зеркало, украшенное гирляндой лампочек, смутно напоминающей праздничное украшение. Серо-коричневая дверь ведет, наверное, в ванную и возбуждает подозрение, что оттуда в любой момент с довольной улыбкой может вывалиться наркоман. Совершенно ясно, что здесь никто не живет. Настроение Лизы медленно тускнеет, как будто она насыпала в стакан с чистейшим белым молоком порошка какао и теперь держит в руках сосуд с коричневатой бурдой. Она оглядывается, Сёрен запирает дверь изнутри и кладет ключ в карман, он не перестает улыбаться, смотрите-ка, думает она, он думает, что все вышло по его, и теперь он будет спать со мной в этой ужасной комнате.

От расстройства ею овладевает безрассудное мужество, сейчас она отнимет у него ключ, откроет дверь, спустится по лестнице, выбежит на улицу, доберется до вокзала, сядет в электричку и поедет домой, где с головой заберется под одеяло, чтобы навсегда забыть этот ужас.

Но Сёрен ведет себя странно, очень странно, он сгорбившись садится на кровать и просительно смотрит на Лизу, что случилось, спрашивает она неуверенно, сейчас он напомнил ей одну диабетичку, весьма разговорчивую и энергичную особу, которая незадолго до очередной инъекции вдруг распластывалась, как неудачный блин, и просила дать ей немного полежать. Потом, когда ей становилось лучше, она просила стакан воды. Лиза ощущает по отношению к Сёрену поистине материнское чувство, что у него за болезнь, чем может она ему помочь? Ответ следует незамедлительно, Сёрен жалобным голосом спрашивает: можно я тебя одену?

Одену? Лиза ничего не понимает, она лишь чувствует, что здесь происходит нечто нездоровое, почти призрачное, и спрашивает: что ты хочешь этим сказать?

Сёрен наклоняется вперед, шарит рукой под кроватью и извлекает пластиковый пакет, вытряхивает оттуда что-то черное, потом тщательно, как прилежный продавец бутика, разглаживает пакет — только затем, чтобы с еще большей бережностью отнестись к его содержимому. Он протягивает это Лизе с таким видом, будто передает ей сокровища короны. Она заражается его торжественностью и, протянув руки, принимает дар. Она развертывает вещи и рассматривает их. Это две части странной одежды — одежды для ног, нечто среднее между сапогами и колготками, сработанное из мятой резины. Лиза взвешивает странные вещи на ладонях, искоса смотрит на Сёрена, видит в его глазах детское воодушевление, когда он произносит: подожди, я помогу тебе, он быстро протягивает вперед руки и начинает возиться с поясом юбки, при этом он ведет себя как маленький мальчик, который тайком решил поиграть с куклой старшей сестры; все это возбуждает в Лизе немалое любопытство, как будто она по какому-то недоразумению попала в комический кинофильм, фильм со сценами, которые, как сказала мне Лиза, запоминаются без всякой связи с сюжетом; она совершенно безвольно позволяет ему снять с себя юбку, футболку и трусики.

Она сама натягивает на себя резиновые штуки, а Сёрен, чтобы помочь, опускается перед ней на колени, вещи прилипают к коже, сдвигаются вверх с большим трудом. На бедре их приходится затянуть. Сёрен осторожно, словно новорожденного младенца, берет в руки пару туфель-лодочек, отнюдь не новых, напротив, у них сбиты каблуки, а лак верха потрескался — убогость и грубость, плохо сочетающаяся с нежностью, с какой Сёрен прикасается к ступням Лизы; она надевает туфли с высоченными, тонкими, как гвоздики, каблуками и, балансируя, стоит в них на полу, став на добрую толику выше Сёрена. В этом более чем странном наряде, смущенная и сбитая с толку, она, стыдясь и смущаясь, стоит перед ним, но он говорит: ты красивая, и смотрит на нее таким восторженным взглядом, каким никто и никогда на нее не смотрел, и она вдруг думает, что эта жуткая квартирка не так уж и плоха, скорее, она возбуждает, потому что все здесь начинает выглядеть как-то по-особенному, она сама чувствует себя королевой, гордой и привлекательной. Она делает пару шагов — туда и обратно. Эти штуки похожи на актерский наряд, данный ей только на время странного спектакля, участницей которого она стала по воле случая. В слепом зеркале она видит результат: она видит незнакомку, абстрактную персону, картину — белую сверху и черную снизу, и тут, пока она смотрит на свое отражение, Сёрен включает свет, и теперь Лиза видит себя по-иному, совершенство формы расплывается яркими, пестрыми пятнами, как изображение Мадонны в витраже средневековой церкви.

Пораженная, она смотрит в зеркало, видя, как к ней приближается какой-то силуэт — это человек — голый и белый. Он молниеносно разделся, она чувствует во рту его язык, он не такой, как у Клауса — мягкий и похожий на улитку, нет, у Сёрена язык маленький и твердый, такой твердый, что под его напором она вынуждена разжать зубы. Мне снять все это? — спрашивает она ему в рот, она сама ужасается своему голосу, звучащему, как укус. Нет, отвечает Сёрен, продолжим дальше, теперь включи свою фантазию, напряги ее, с этими словами он ложится на кровать, маленькие разноцветные лампочки освещают его сверху, словно игровой стол. Лиза неуверенно наблюдает за тем, как его член поднимается вверх, становясь похожим на ручку переключения передач, кажется, он чего-то ждет, но она не знает, чего именно.