Чудо для тебя - Екатерина Полянская Страница 9

О поездке к Ане Стася решилась заговорить не сразу: понимала, что реакция Ивана вряд ли будет положительной. Сначала она накормила мужа, выслушала его обычное утреннее брюзжание и лишь потом осторожно завела:

— Вань, нас Аня пригласила к себе в гости на пару дней… — Естественно, Анька приглашала только ее, но муж и так никогда туда не ездил, поэтому Стася решила не заостряться на деталях.

— И что? — Иван сурово сдвинул брови, его вид не предвещал ничего хорошего.

— Ну… У нас ведь нет определенных планов? Я хотела бы съездить, я очень давно с ней не виделась.

— Вот, значит, как! Ты меня оставляешь?

— Ну почему сразу «оставляешь», Ваня! Можем поехать вместе… — в семейных спорах она чувствовала себя почти беспомощной. Странное дело, с подчиненными могла разговаривать железным тоном, а когда доходило до подобных разговоров, терялась, словно шестилетняя девочка. — Я всего лишь хочу съездить пообщаться с Аней, отдохнуть…

— А-а! Значит, от меня ты устала? Ты же знаешь, что я не поеду, я Аньку не люблю. — Глаза мужа превратились в щелочки.

— Перестань цепляться к словам! — наконец рассердилась Стася. — Почему я не могу поехать к подруге? Ты сейчас за компьютер сядешь, а мне что, в окно смотреть?

— Значит, я лишаю тебя культурного досуга? — Ваню понесло. — Езжай! Езжай куда хочешь! Тебе все равно, что со мной будет! Скатертью дорога!

Он хлопнул кухонной дверью, и Настя чуть не расплакалась. Надо же иметь такой талант — за минуту испортить настроение! Разговор с Тагиром тоже был скорее непонятным, чем веселым, и в нем тоже сквозила безысходность, хотя совсем не такая, какую Стася ощущала сейчас.

Можно было не ехать, остаться дома, ждать, пока Ваня остынет и будет готов мириться. Но, судя по вспышке, произойдет это не раньше чем к вечеру, а что до вечера?

— А, к черту! — пробормотала Стася и пошла собираться. Если Иван идет на принцип, почему она не может сделать то же?

Сумка была уложена в рекордные сроки. Ваня действительно засел гонять электронных монстров. Настя остановилась на пороге комнаты, глядя в его непреклонную спину.

— Я уезжаю, Ваня.

Тишина.

— От Ани я поеду прямо на работу, так что вернусь пятого вечером. Еды в холодильнике полно, чистые рубашки в шкафу. Если захочешь позвонить, номер ты знаешь.

Никакой реакции, муж продолжал щелкать мышкой, и монстры на экране разевали зубастые пасти, а кровь лилась рекой. Стася развернулась и ушла.

На улице мело. Температура понизилась, пушистый снег больше не падал, на небе была сплошная серость. Настя простояла на углу около двадцати минут, поджидая автобус, но транспорт по выходным ходил из рук вон плохо — и она, замерзнув, поймала машину. Раздолбанная «девятка» довезла ее до коттеджного поселка, где обитала Анечка, и укатила в пургу, раздраженно позвякивая.

Подруга встретила Стасю восторженно: и правда, соскучилась сидеть в одиночестве. Трехгодовалые близнецы играли в гостиной, там же устроились и подруги, попивая горячий чай с пирожными и увлеченно болтая.

— Ой, Анька, какая ты счастливая, — вздохнула Настя, когда подружка вывалила на нее ворох последних новостей и сделала перерыв, чтобы глотнуть чаю. — Столько интересного в твоей жизни, и муж тебя любит. — Сама она не была любительницей шумных вечеринок, но иногда ей хотелось окунуться в яркую жизнь: ее собственное существование в последнее время слегка утратило краски. Пора купить новую палитру?.. А любовь мужа была тем, чему можно позавидовать, Настя начинала это осознавать.

— Бросай своего кролика и айда к нам, счастливым женщинам! — засмеялась подруга. — Ну правда, зачем он тебе сдался, Насть? Не мужик, а холодец какой-то.

— Холодец?

— Ну да, противный такой студень, серый и трясется, бэээ! — Анечка передернула плечами. — Неужели ты правда его любишь? Ну, я понимаю, на первом курсе. На первом курсе кого мы только не любили! — мечтательно пропела она. — Ну, неужели любишь, скажи?

— Люблю, — спокойно ответила Настя.

Ее любовь к Ване была теперь неспешной и неяркой, но она все-таки была, Стасе очень хотелось в это верить. Она поддерживала в себе огонек этого чувства уже не первый месяц, не давая ему окончательно угаснуть. Если угаснет, тогда что? Темнота за ночными окнами станет совсем беспросветной, рядом с мужем ей будет холодно, и даже интересные разговоры больше не будут интриговать. Ей казалось, что без своей любви она превратится в тень, зачем-то скользящую по унылым улицам. Не будет больше ни тепла, ни солнца, исчезнет смысл. Иногда ночами ей снилось, что она бродит по пустому городу и смотрит на мокрый асфальт. Только асфальт и она, никого больше. Потеря любви откроет в ней ту же пустоту, что Стася чувствовала в этих снах. А ей не хотелось быть пустым местом, казалось, что без Вани она перестанет быть собой. Наверное, это был самообман, помогавший ей чувствовать себя частью семьи, но думать об этом Настя не хотела. И как сказать об этом Анечке, счастливой, легко летящей по жизни Анечке, она тоже не знала.

— Ты, по-моему, просто боишься перемен, — между тем продолжала вещать подружка. — Даже странно. Такая уверенная в себе, почти бизнесвумен, и поддаешься на провокации своего философа. Пойми, на нем свет клином не сошелся.

— Для меня сошелся, наверное, — улыбнулась Настя. — Ты ведь со своего Юрочки пылинки сдуваешь, разве ты не можешь меня понять?

— Юрка — дело другое, — отрезала Аня. — Мужик пашет как лошадь, ему надо домой прийти и расслабиться. И к тому же Толстячок понимает, что женщине нужно! — Госпожа Рожкова мечтательно посмотрела в потолок и откусила кусочек круассана. — Ладно, Настька, не куксись. И на твоей улице перевернется грузовик с подарками!

В обществе Анечки Стася наконец смогла немного расслабиться — и лишь тогда поняла, что с момента, как на кухню вошел Ваня, пребывала в напряжении. Почему? Ладно, потом они поссорились, но до того? Она не делала ничего такого, о чем не могла бы сказать мужу, и все же, все же… она ему соврала. И не испытывала от этого неловкости, вот что. Неловкость была от другого: что, если бы Ваня увидел ее разговор с Тагиром? В этих строчках на экране не было ничего особенного, но Насте почему-то хотелось оставить их для себя.

«Это ничего не значит, — думала она ночью, лежа в спальне для гостей и глядя в потолок. — Совсем ничего. Мне нравится этот странный собеседник, а Ваня не поймет нашего разговора, этот разговор ему не нужен; они с Тагиром в параллельных плоскостях, которые если и пересекутся, то где-то там, в бесконечности… Я могу говорить с незнакомым мужчиной и не испытывать из-за этого чувства вины. Может быть, даже по ту сторону экрана сидит не мужчина, а девушка или эрудированный подросток. Тагир говорил о масках, какую маску носит он? В Сети всякого можно ждать».