Цена ошибки - Ирина Лобановская Страница 9

Что касается сомнительности данных об эволюции — то это объективно. В молодости Игорь сам был свидетелем, как советский ученый, причем ярый атеист, заявил: «Вся эта археология — это еще бабушка надвое сказала! Ты думаешь, что находят целые скелеты и по ним определяют, что обезьяна в человека превращалась? Да с тех времен хорошо если одну ступню где откопают. Или руку. И поди определяй, что это вообще такое!»

Сие объявил атеистически настроенный советский ученый. Что весьма показательно в плане объективности. И не будем думать за собаку…

Антон, посматривая в окно, небрежно тянул из банки пиво. Мода теперь у молодежи пошла такая, без пива никуда. Возле музея, когда сын выскочил из машины, тотчас появились девушки. Одна такая хорошенькая, круглолицая… Похожа на Верочку.

Ве-роч-ка… Три слога и вся жизнь…

Игорь загляделся на девушку, запирая авто. Так и светится… И вторая сияет. Какие милые! Умеет этот прохвост выбирать себе барышень.

Антон тоже солнечно разулыбался. И девушки, сияющие по весне, угостили его, а потом, очень несмело, Игоря, известного хирурга-трансплантолога, профессора, испеченными жаворонками.

Пока Лазаревы жевали и благодарили девиц, подошел паренек, такой тоже хороший, крепенький мужичок, чурбачок здоровенький.

Игорь сразу вспомнил кряжонка Гошку и с удовольствием полюбовался друзьями сына. Он всегда с интересом относился к молодым, вырастающим рядом, присматривался к ним, словно взвешивал, проверял, сравнивал — что получится из этих сегодня юных завтра? Что они сделают, что покажут, чем удивят? Удивят по-хорошему…

В лицо ударило солнце. Игорь поискал в кармане темные очки. Точно также оно когда-то ударило в глаза Майе…

Некий алхимик всерьез утверждал, что если законсервировать в земле луч солнца и прождать десять тысяч лет — там будет золото. Золото… Дурак! Хотя его убеждение до сих пор никем не опровергнуто. Понятно почему…

Все неспешно двинулись по весенней улице к музею.

Там, впереди, на краю города, уже потянулись сине-черно-коричневые лесополосы, и на фоне их высился музей — красные корпуса, необычно круглые по краям, прилепившиеся к параллелепипеду в центре. Забавное здание. Музей древнейшей истории Земли на фоне такой же древней природы. Сколько лет этим лесам? Раньше здесь был пригород, теперь Москва… Скоро метро прибежит в Переделкино через Солнцево. И писатели будут ездить на свои дачи голубыми вагонами метро. Хотя у них у всех машины. Все равно дачный поселок потеряет свое назначение. А потом метро помчится в Питер… Размываются расстояния между городами и поселками. И удлиняются между людьми.

«Людей возворачивать надо! Возворачивать надо людей!» — истошно требовала та вчерашняя бабенка…

Мысли прыгали, как воробьи по сухому асфальту.

«А чем хороша Земля? — спросил себя профессор. — Да тем, что вмещает в себя все многообразие космоса. На других планетах есть только кусочек Земли: холод ее полюсов или зной ее тропиков, пустота ее пещер, каменистость ее скал… Все это можно найти в космосе по отдельности, но в единстве — лишь на Земле. А что я тут делаю?» — вдруг тоскливо подумал он.

Он опять вспомнил недавнюю поддатую визитершу. Спровадить ее оказалось делом непростым. Наконец появившаяся Софья Петровна тонко заверещала, как птица-секретарь, и визгливо потребовала, чтобы непрошеная гостья немедленно исчезла.

— И не подумаю! — мрачно заявила бабенка, топнув потрясающей ногой. — Чего выдумала! Мы не договорились ни об чем! Не успели еще, а ты уже прилетела и раскудахталась, ровно клушка над свежим яичком!

Софья Петровна обомлела. Профессор наслаждался. Его отчего-то очень грела вся эта белиберда.

— Соня, — деликатно заметил он, — ведь это ты ее ко мне пустила? Не отпирайся! А зачем?

Секретарша покраснела и смутилась.

— Она! — приговором отбила слово бабенка и вытянула в сторону расстроенной Софьи руку.

Боже, что это была за рука!.. Гостья тоже пригорюнилась, глядя на секретаршу.

— Пустила… Да… Потому как сама несчастная, без мужика мается, век свой бабий в одиночку коротает… Непристроенная баба другую такую же завсегда поймет, тут ты не сомневайся.

— А я и не сомневаюсь, миссис зануда. Я верю, — кивнул профессор. — Соня, в чем дело? Я ведь тебя просил…

— Это впервые, — прошептала раздавленная собственным проступком Соня. — И больше не повторится…

— Ну да, как же! — громогласно возразила скептически настроенная визитерша. — Не повторится!.. Да ежели ты так духи любишь!.. И конфеты, поди, уважаешь… Чего врать-то?

— Я честная гражданка! — внезапно гордо и обиженно вскинула седую голову Соня.

«Глупо, как глупо, — подумал профессор. — Все глупо и бездарно… Почему я не искал Верочку?…»

Софья Петровна в досаде прикусила яркую, подкрашенную малиновым губу.

Помаду съест, равнодушно отметил профессор. А помада нынче недешева. Зато зарплаты у секретарш мизерные. Подарить бы ей ее любимую мазилку, да Восьмое марта уже миновало… Ах, Соня, Соня…

— Папахен, ты о чем задумался? — дернул его за руку сын. — О даме небось? Колись! По весне все задумываются о дамах, верно?

И он подмигнул подружкам.

Девчушки застенчиво и тактично потупили глазки, осененные чересчур черными и длинными от краски ресницами. Чурбачок удивился.

— Наглец, — пробурчал профессор.

— Ага! — весело согласился с ним Антон. — Такой наглец, что прямо а-бал-деть можно!

Купили билеты, и все поднялись по длинным, пологим ступенькам. За перилами высились огромные, прямо до потолка, совсем как настоящие, скалы. Вверху и внизу превосходная система зеркал создавала иллюзию, будто посетители стоят среди глубокого ущелья, уходящего над и под ними в толщи первозданной Земли, со всеми ее изломами и геологическими пластами, асфальтовыми озерами на дне.

— Вот это панорама! Нехило! — в восторге крикнул Антон. — А-бал-деть можно!

Девчушки согласно закивали. У одной оказалась голая спинка, привычно открывшаяся между джинсами и куцей, по моде кофтенкой. Профессор осмотрел девиц не без иронии. Значит, они уже обалдевшие. И он тоже…

Верочка…

Ему вдруг показалось, что вот она — прошла мимо, совсем рядом. Только руку протяни… «И это уже не впервые, — грустно подумал Игорь. — Мне она мерещилась за последние несколько дней раз пятнадцать, не меньше…» В психиатрии это называется синдромом Капгра, вспомнил профессор. Ну да, именно так… Когда чужие люди вдруг начинают казаться близкими и хорошо знакомыми, когда среди незнакомых лиц ты без конца находишь родные тебе… А-бал-деть можно, как говорит Антон.

Все двинулись в самый большой зал, где забили стрелку с героем дня — экскурсоводом. Над ними под потолком висел теперь длинный, почти на весь зал, скелет ихтиозавра.