Желания - Ирэн Фрэн Страница 9

Буря продолжалась несколько дней. Иногда наступало затишье, но каждый раз, переводя дыхание, она становилась еще сильнее, словно отыгрываясь за то, что не пришла раньше. Несмотря на дождь, Корнелл являлся на «Светозарную» каждый вечер. Он ужинал, затем около одиннадцати уходил. «Он любит ночь, — пояснила Рут, — и работать может только ночью». Она рассказала Тренди, что Корнелл уступил Юдит часть снимаемой им бывшей рыбацкой хижины. Именно туда она и ездила рисовать.

Эти три-четыре дня Тренди не замечал, чтобы Юдит куда-нибудь выходила. Похоже, она скрывалась. Тренди постоянно слышал возню этажом ниже. Порой ее заглушали шум бури, бесконечные удары ветра в стены «Светозарной» и плеск волн о береговые утесы. Это начинало надоедать. К тому же Тренди больше не мог работать. Он вдруг вспомнил, что, несмотря на обещание, до сих пор не позвонил никому из своих друзей; и что, хотя намеревался раньше, теперь уже не хотел съездить на недельку в Париж в конце месяца. По вечерам он ждал прихода Корнелла, потому что получал истинное наслаждение от их бесед. Должно быть, профессор испытывал то же самое, поскольку уходил все позже. Тренди не понимал, что за странная связь у них с Рут. Корнелл никогда не оставался ночевать. Может, она навещала его по утрам, когда отправлялась на машине за провизией? Каждый раз, когда Тренди видел исчезающий в конце алле дю Фар в завесе дождя автомобиль Рут, у него щемило сердце. Рут возвращалась очень веселая, ровно в одиннадцать часов. Корнелл никогда не завтракал на «Светозарной». «Это ночной человек, — говорила Рут, наливая кофе, — настоящий филин!» И неожиданно отправлялась заниматься своими переплетами. В такие моменты она очень напоминала свою дочь.

На третий день бури вновь случились перебои с электричеством. Произошло это в конце ужина. Как всегда предусмотрительная, Рут заранее поставила на столике у входа подсвечник. И когда в конце ужина свет погас, она шагнула в темноту с уверенностью женщины, на память знающей малейшие трещинки своего дома.

Когда она вернулась, чтобы проводить своих друзей в гостиную, в свете свечей Тренди на мгновение показалось, что на морских пейзажах тоже начинается буря.

Как и всегда по вечерам, они засиделись возле камина, беседуя обо всем и ни о чем. Рут говорила о своем саде, переплетах, урожаях водорослей, копиях картин, которые она иногда делала на заказ. Корнелл слушал ее внимательно, даже жадно. Он впитывал каждый ее вздох, подмечал мельчайшие жесты.

Рут ненадолго отошла. Она сказала, что хочет угостить их трехлетней вишневой настойкой. Тренди тут же воспользовался ее уходом, чтобы порасспросить Корнелла:

— Чем вас очаровал капитан Ван Браак?

Но тот начал увиливать от ответа:

— Это трудно объяснить. Ностальгия, я ведь вам уже говорил. — Он вздохнул и продолжил: — Воспоминания о моих исследованиях. И мне нравится это место, этот дом. С того самого дня, как я впервые его увидел, он ничуть не изменился. В то время я приезжал сюда всего два раза. Но вилла настолько меня потрясла, что я навсегда ее запомнил. Разумеется, все дело было в капитане. Редкий был человек, из тех моряков, что строят дома. Строить здесь дом было безумием. Слышали, какая сегодня вечером буря? А дом стоит. И стоит уже долгие годы.

— Но это же не единственная вилла, построенная на берегу моря. Другие дома тоже стоят. Даже здесь, на мысе, в глубине сада…

— Нет, — сказал Корнелл. — Я хорошо знаю историю этого района. До приезда Ван Браака эта площадка была совершенно голой. Голой и унылой. Здесь был только старый маяк. Строиться начали уже после капитана. Впрочем, «Светозарная» это не дом. Для него это был корабль. Или порт. — Он указал на картину над камином. — Замечательный человек. Молчаливый, невозможный. Одно из самых красивых моих разочарований. Я ничего не смог из него вытянуть.

И, как обычно, Корнелл раскурил трубку и погрузился в свои мысли.

Тренди поднял глаза на картину над камином и всмотрелся в нее. Может, все дело было в свете свечей, но гигантский спрут этим вечером выглядел ужасающе живым. Высунувшиеся из пучины щупальца, казалось, с удесятеренной силой вцепились в корабельную мачту и тянули ее в бездну. Вернулась Рут. Не говоря ни слова, она поставила на стол поднос с бокалами. Догадалась ли она, о ком только что говорили они с Корнеллом? Наступило длительное молчание, во время которого слышен был лишь рокот волн. Действительно, здесь поневоле будешь думать только о море. Высоко в окнах, в маленьких, не закрытых ставнями форточках блестела луна, порой заслоняемая бегущими по небу облаками. Сырой воздух просачивался через неплотно закрытую дверь; и эта тайная, тревожная ночная жизнь могла бы длиться без конца, если бы в тот момент, когда Рут собралась наполнить бокалы, в холле внезапно не появилась растерянная и трагически прекрасная Анна Лувуа.

Тренди узнал посетительницу, приезжавшую к Рут почти каждый день. Она руководила агентством по сдаче и продаже вилл. Жила одна, верная неизвестной любви, и не покидала эти места, даже когда дела шли из рук вон плохо. Этим вечером она выглядела обычной провинциалкой, потрясенной каким-то событием. Оправившись от удивления, поскольку никто не слышал, ни как Анна приехала, ни даже как постучала в дверь, Корнелл поспешил к ней и поприветствовал со свойственной ему необыкновенной почтительностью. «Да так сюда сбегутся все жители побережья, — подумал Тренди, — а я-то считал его опустевшим на время мертвого сезона. Это уже не просто маленький клан, не друзья, а прямо какое-то тайное сообщество». Тренди почувствовал, что окончательно запутался в сгинувших городах, капризах и странных привязанностях. Что-то удерживало здесь всех этих людей, что-то, оставшееся в прошлом, какая-то драма или некая угроза: достаточно взглянуть на смятение вновь прибывшей и необычайное беспокойство, вдруг охватившее Рут.