Нежное притяжение за уши - Эльвира Барякина Страница 9

— С чего ты взял?

— Ты что, не слышала? Она же только что сказала, что через неделю ее отпустят!

Машуня кинулась в прихожую и принялась зашнуровывать свои сапожки.

— Ага, наверное!

— Ты зря иронизируешь! — проговорил он возбужденно. — Я тоже поначалу не верил, когда она говорила о смерти Стаса! Но теперь уже поздно!

Машуня все никак не могла попасть в рукава своего плаща.

— С меня хватит! Дела мне нет ни до вас, ни до вашей Нонны! Пока.

И изо всех сил хлопнув дверью, она выскочила на площадку.

… Колька бессильно упал на тахту и спрятал лицо в ладонях. Ум заходил за разум! Сначала Стас, друг, лучше которого не было и уже не будет… Потом Нонна… С ней, конечно, безумно тяжело, но он не жаловался, ибо все было хорошо до этой проклятой свадьбы! Они собирались втроем под вечер, трепались ни о чем, пили пиво, смотрели глупые фильмы по видику… Стас рассказывал анекдоты, Нонна вечно поддкалывала то одного, то другого, божилась, что она действительно ясновидящая и ясно видит, что у них в штанах…

А теперь Колька остался совсем один.

Ну почему они встретились с Машей в такой неподходящий момент? При воспоминании о ней ему сделалось еще тоскливее. Она была такой милой и симпатичной… Конечно, она напугалась и убежала. Зачем ей Колькины проблемы? Любая нормальная девушка на ее месте поступила бы точно так же.

Ох, одиночество было липким и холодным как болотная грязь.

* * *

Машуня приоткрыла дверь в свой подъезд, и до нее сразу долетели хрустальные звуки маминого сопрано. Приступы пения овладевали ей обычно под вечер и служили бесконечным поводом для ссор с соседями. Несмотря на все усилия бывшей оперной певицы те никак не хотели приобщаться к культурному наследию своей страны.

Машуне тоже не особо нравилась опера. Но она привыкла. В конце концов родители могут увлекаться и шаманскими напевами североамериканских индейцев, так что это был еще не самый худший вариант.

Она потихонечку вставила ключ в замок и проникла в квартиру.

— И хладный труп мой понево-оле-е, — доносилось из маминой комнаты, встает у вас перед глаза-ами….

— Поет? — осведомилась Машуня у Геракла.

Пекинес скорбно хрюкнул и стал потихонечку подвывать.

— Безумная семейка! — пробормотала Машуня и быстренько проскользнула к себе, но монументальная родительская фигура тут же возникла на пороге ее комнаты.

— Ты где была так долго? — спросила мама расстроенно. — Я уже вся издергалась! Хотела в милицию звонить.

«И ты туда же», — подумала Машуня и пожалела, что за размышлениями о сегодняшних происшествиях не успела изобрести никакого достойного оправдания. Сказать, что была у Кольки и присутствовала при аресте подозреваемой в убийстве ясновидящей, которая знает все наперед: и про свой арест и про свое освобождение? Так мама так переволнуется, что всю ночь будет петь. А если наболтать, что допоздна трудилась в адвокатуре? Тоже не сработает: она прекрасно знает, что никакой работы у Машуни нет, и ей приходится брать взаймы даже на проезд.

— Я была… — начала она тянуть время, но тут мама сама пришла к ней на помощь:

— А тебе тут один молодой человек звонил, — сказала она, улыбнувшись какой-то новой хитренькой улыбкой. — Очень, между прочим, вежливый. Мы с ним минут сорок о тебе разговаривали.

— Какой именно? — переспросила Машуня, не совсем въезжая в родительские слова. Это было совершенно не похоже на маму: так легко отказаться от темы позднего возвращения дочери ради постороннего молодого человека.

Та сделала вид, что не заметила сарказма ребенка.

— Это был следователь Иван Федорчук, — сказала она, явно смакуя понравившееся имя. — Он, между прочим, сразу в тебя влюбился, как только увидел. По-моему, он положительная личность… Как думаешь?

При известии, что Федорчук вторгся в ее личную жизнь, Машуня совершенно обозлилась.

— Ничего он не положительный! — резко отозвалась она, закидывая сумку к себе на стол. — Он меня сегодня на свидание звал. А я не пошла!

— Это почему?! — опешила мама. — В кои-то веки нормальный человек…

— Он совершенно ненормальный! Абсолютно! Патологически! Он меня сегодня пытался тортом «Ёжик» накормить. А я его есть не стала!

— По-моему, ты дуришь! — оскорбилась мама, как будто она лично пекла этого «Ёжика». — Если бы меня кто-то тортиком кормил, я бы…

— Ну и водись с ним сама! — жестокосердно отозвалась Машуня, прекрасно понимая, что у мамы нет возможности водиться с Федорчуком.

Мама еще чуть-чуть постояла на пороге дочкиной комнаты, а потом отправилась к себе, потихоньку напевая:

— Только шелковое сердце, шелковое сердце никогда не будет любить…

Тот факт, что она перешла на эстрадные песни, еще сильнее заставил Машуню насторожиться. Это могло значить только одно: мама что-то задумала…

Конечно, разгадать ее тайное намерение было несложно. Но Машуня просто-таки возмутилась подобными действиями: ее родная мамуля, которая в жизни не верила ни одному мужчине, начиная от бывшего мужа и кончая Президентом Российской Федерации, вдруг неожиданно залюбила какого-то Федорчука и решила отдать ему своего ребенка!

Бог его ведает, что он там ей наговорил, какие тайные струны души задел, но это ему даром не пройдет! Машуня окончательно рассердилась и решила не поддаваться ни на какие провокации. Хватит уже: один кандидат в бой-френды за два дня обманул ее, женился на другой и умер, второй оказался таким чистоплотным и правильным, что аж с души воротило, а третий — вообще вон чего!

Нет уж, господа! Фигушки! Всем Федорчукам на свете — война! Машуня объявила эту новость Гераклу и отправилась в ванную чистить зубы.