Запретная страсть - Дженни Браун Страница 9

Элиза Фаррел меньше всего думала о развлечениях, которые ей сулило общество лорда Хартвуда. Она сидела молча и неподвижно, внимательно слушая Хартвуда, который говорил, что нашел ее условия приемлемыми и что он согласен держать ее при себе как любовницу в ближайшие две недели. Он сказал, что деньги для уплаты долгов ее отца будут посланы в тот же вечер, что будут сделаны все необходимые распоряжения насчет книг и щенка Паппа. Вытащив из-под сиденья кареты изящный раскладывающийся пюпитр, Хартвуд принялся писать деловое письмо своему поверенному в Лондоне.

Элиза поглубже уселась на кожаном сиденье и задумалась, ей казалось, что ее сердце стучит сильнее, чем подковы лошадей о мостовую. Да, как же была права тетя Селестина, предупреждавшая племянницу, что ее импульсивность и горячность не доведут ее до добра! Всего несколько часов оставалось до момента ее падения, до того, как известный всему Лондону своим распутством и бессердечием лорд Хартвуд сделает ее своей любовницей.

От волнения Элиза совсем растерялась. Тем не менее она дала слово, и как только он получил ее согласие, он, к его чести, сразу начал выполнять ее условия, отрезая ей все пути к отступлению.

К радости Элизы, по крайней мере ее книги уцелеют и не попадут в лапы судебных приставов. Но радость тут же сменила тревога: она вспомнила, какую она принесла жертву и что теперь вправе требовать от нее Хартвуд. Элиза осторожно взглянула на своего покровителя, который писал, иногда в задумчивости потирая кончик аристократического носа. Интересно, что он рассчитывал получить от нее? Тетя Селестина никогда не углублялась в отношения между мужчиной и женщиной, твердо обходила эту тему стороной. Хотя до уха Элизы долетали кое-какие слухи о том, что порой происходит между неосторожными девушками и мужчинами, у нее никогда не хватало смелости поподробнее расспрашивать тетушку. Ну что ж, скоро она сама все узнает. Плакать и жаловаться на судьбу было бесполезно, решимость перед неизбежным охватила Элизу. Нет, что бы там ни маячило впереди, она должна вести себя достойно, надо приободриться, чтобы ее тете не было за нее стыдно, хотя тетя Селестина скорее предпочла бы не слышать никогда ни о чем подобном.

Одна-единственная мысль служила Элизе утешением. Если она пройдет через все испытания, которые ей приготовил лорд Лайтнинг, если все окажется не столь страшным и ужасным, то она очутится точно в таком же положении, как и Кларисса мистера Ричардсона. После стремительного и рокового падения она опять вернется к прежней жизни, вооруженная своим искусством предсказания, любимыми книгами, а также целым состоянием в двадцать пять фунтов. Взглянув мельком на ужасного Хартвуда, она взмолилась про себя: какие страдания ей ни уготовил бы ее мучитель, у нее должно хватить сил выдержать их.

* * *

Наступали сумерки. Эдвард тоже молился про себя, чтобы у него хватило сил выдержать то, что ему предстояло сделать в самом скором будущем. Он всегда гордился искусством обольщать женщин, но за последние годы он редко пользовался своим обаянием и умением; женщин манила, притягивала и влекла к нему его растущая дурная репутация, как огонь — бабочек. У него было много интимных связей, как с женщинами легкого поведения, так и с дамами высшего света. Первых притягивала его щедрость, тогда как светские дамы больше увлекались дьявольским образом, который приписывала ему молва. Надо было видеть горящие от возбуждения глаза лондонских леди, смотревших на него, когда он раздевался. Они как будто хотели увидеть копыта, скрываемые в начищенных до блеска сапогах, или мохнатый, раздвоенный на конце хвост, который должен был вылезти из расстегнутых штанин.

Наконец колеса кареты застучали по вымощенной дорожке, ведущей к дому Хартвуда. За окном почти совсем стемнело. Эдвард поежился, представляя, как все сразу станет скучно и прозаично, после того как пройдет мимолетное упоение. Еще один не без приятности проведенный вечер, еще одна соблазненная и вознагражденная женщина, еще одна краткая непрочная связь — как это было невыносимо!

Эдвард вздохнул и забарабанил пальцами по резной дверце кареты. Он уже начинал корить себя за опрометчивый поступок, но такова была его порывистая и очень часто великодушная натура. Ничего нельзя было уже поправить, дело надо было доводить до конца. Какой бы скучной ни предвещала быть наступавшая ночь, он должен был пробудить в душе этой серенькой мышки если не страсть, то по крайней мере прочную привязанность к себе. Если брать ее с собой в Брайтон к матери, то там они должны быть все время вместе; привязанность и верность не возникают по приказанию или принуждению, а ведь ему придется целых две недели рассчитывать на ее помощь и поддержку. Впрочем, он не заглядывал так далеко, более того, он отодвигал как можно дальше мысль о том, что должно было случиться вскоре. Судя по всему, без бренди было не обойтись.

Взглянув из-под полуопущенных век на будущую любовницу, Эдвард увидел ее белое как полотно лицо, на котором четко проступали веснушки. Он тут же понял, что бренди понадобится не только ему. Она выглядела настолько напуганной и скованной, что ему захотелось, чтобы как можно скорее прошел момент их близости. Ничего приятного он уже не обещал. Ну что ж, когда все будет закончено, он оставит ее и с наслаждением, которое он предвкушал весь день, погрузится в чтение недавно вышедшей поэмы Китса «Эндимион». Тоненькая книжечка лежала наготове в его кармане. «Вот так, моя дорогая предсказательница, — саркастично подумал Эдвард, — не только вы обожаете книги, видимо, мы оба разделяем любовь к чтению».