Жемчужина Санкт-Петербурга - Кейт Фернивалл Страница 9

Катя говорила правду. Валентина попробовала обратить все в шутку, но ничего у нее не вышло, потому что она злилась. Он не вспомнил ее, это было очевидно, но дело было в другом. Действительно, почему она решила, что он должен до сих пор помнить какуюто пятнадцатилетнюю девочку, игру которой слышал два года назад?

Нет, не это не давало ей покоя. Дело было в том, как он вчера ушел. Едва она доиграла последнюю ноту, он попросту выбежал из зала, что было очень обидно. Перебросившись парой слов с царем, он так поспешил к двери, словно ему не терпелось сбежать из института как можно скорее. Неужели он был так разочарован, что не мог больше оставаться в зале? Но на этот раз она чувствовала, что действительно сыграла очень хорошо. Его безразличие к ее игре — вот что не давало ей покоя, как засевшее в коже пчелиное жало, вот что бередило ее душу.

Сев за рояль в музыкальной комнате родителей, Валентина, как обычно, погладила его полированную черную крышку. Это был прекрасный инструмент марки «Эрар», и она любила его. Валентина прикоснулась к клавишам, и в ту же секунду напряжение покинуло ее тело, как поезд, внезапно соскочивший с рельсов. Так всегда бывало. Ее пальцы погладили слоновую кость и принялись скользить то в одну сторону, то в другую, то вверх, то вниз, то быстро, то неторопливо, разминая мускулы, растягивая сухожилия. Богатый, насыщенный звук, который раздался из «Эрара», успокоил ее, снял возбуждение, ибо она действительно была возбуждена, но совсем по иной причине. Ей хотелось снова увидеть Викинга.

Катя была права.

Валентину ошеломило появление следом за царем этого высокого и стройного мужчины в сюртуке. Она не ожидала встретить его. Мало того, что ростом он заметно превосходил всех в зале, он к тому же еще был широк в плечах, подтянут и имел независимый, даже неприступный вид. Два года назад во время концерта в Екатерининском институте он вошел в зал вместе с придворными и сразу же приковал к себе внимание пятнадцатилетней Валентины своей энергией, своими огненнорыжими волосами. Живые зеленые глаза его обвели зал так удивленно, будто все происходившее казалось ему слишком нелепым, чтобы относиться к этому серьезно.

В тот раз Валентина наблюдала за ним все пение и все танцы, чтобы встретиться с ним взглядом, но она видела, что ему скучно и что он не сводит глаз с сидящей рядом с ним красивой женщины в изящном зеленом шелковом платье, с прекрасными изумрудными украшениями. Когда пришел ее черед, Валентина намеревалась заставить его позабыть о скуке, но так разволновалась изза той женщины, что сыграла весьма посредственно. Когда она закончила, он вежливо похлопал и многозначительно улыбнулся своей соседке, словно подразумевая какуюто шутку. Валентина тогда жутко рассердилась на себя. Впрочем, невозможно ведь любить того, с кем ты не только не разговаривал ни разу, но даже виделся только издалека, через большой зал.

Закончив разминать пальцы, она заиграла сонату домажор Моцарта, мелодию, которая всегда доставляла ей удовольствие, но потом резко оторвала руки от клавиш. Иногда во время репетиций случалось, что музыка захватывала ее с головой, словно уносила кудато, и в такие мгновения, которые казались ей странными и даже вызывали тревогу, она вот так резко прекращала играть. Валентина знала, что мать считала ее страстную увлеченность музыкой чрезмерной и потому не приличествующей молодой девушке. Знала и то, что мать не понимала, почему ей интереснее часами сидеть дома за роялем, чем ходить по магазинам, выбирая наряды, как и положено юным барышням. Хуже того, Валентина порой даже побаивалась, что мать, думая, будто она как девушка ведет себя неправильно, жалела, что не родила мальчика.

Как бы ей хотелось, чтобы Катя слышала ее игру вчера на концерте! Она резко встала и подтащила к своему стулу у рояля стоявшее у стены кресло, подбитое кремовой парчой, с ручками из красного дерева. Потом снова села на стул, положила на кресло одну руку, затем вторую и попыталась без помощи ног пересесть в него, но у нее ничего не вышло. Руки ее запутались, и твердый край спинки пребольно врезался в лопатку, когда она, как тряпичная кукла, повалилась на пол. Она посмотрела на свои ноги так, будто это они были виноваты в том, что произошло.

— Черт!

После пяти неуклюжих попыток ей наконец удалось пересесть со стула в кресло, не пользуясь ногами. Сердце ее колотилось как сумасшедшее, руки от напряжения тряслись.

— Черт! — снова выругалась она и побежала наверх, в свою комнату.

Валентина сидела за письменным столом и держала перед собой желтоватый лист бумаги — список, который она составила четыре месяца назад и хранила под замком в одном из ящиков стола, подальше от любопытных глаз горничных. Бумага уже потрепалась на краях, потому что Валентина любила доставать список и просматривать. Вот и сейчас ее взгляд методично прошел по всем пунктам.