Весна художника - Анастасия Малышева Страница 9

— Так, друг наш, уголовник, — протянул Мухин, — Колись уже тогда до конца.

— Ну, это не прям такие кражи были, — поспешил оправдаться брюнет, — Просто я знал, где у родителей лежат деньги. Ну и вот…

— Да уж, а с виду просто ангел непорочный, — покачал головой Димон и перевел взгляд на меня, — Ну а ты, Грозный? О чем жалеет наш монах?

Я задумался. В голову упорно лезла только одна мысль, но я не был уверен, хотелось бы мне это изменить. Разумеется, я думал о девушке, которую встретил в кофейне. С того момента прошло уже два дня, и мне казалось, что я начинаю медленно сходить с ума. Она снова стала для меня неким наваждением, которое не отпускало мои мысли.

Но хотел бы я изменить это? Черт его знает. Поэтому, тряхнув головой, я пожал плечами:

— Ни о чем. Моя жизнь меня полностью устраивает.

По взгляду парней я понял — не поверили. Друзья слепыми не были, и видели, что в последнее время я пребываю в некой прострации, не до конца понимая, где я нахожусь и что делаю. В какой-то момент мелькнула мысль, что Дима затеял этот опрос, чтобы вывести меня на откровение. Вот только я был не из тех, кто так легко идет на контакт и позволяет копаться в своей голове. Мои эмоции — они только мне и принадлежат. В конце концов, о той незнакомке я даже Дэму не сказал. А ведь он — мой лучший друг.

Просто меня итак считали странным. Не хотелось усугублять ситуацию, рассказывая о том, что в моей голове вот уже полтора года живёт девушка, которую я видел лишь на фото, и вот — о чудо! — повстречал в жизни. Это стремно и попахивает маньячными замашками. Которые меня самого пугали, незачем было еще и друзей напрягать.

В итоге я, сославшись на головную боль, позорно слинял с тренировки. Демид сказал, что доберется сам, так что я с чистой совесть закинул свои вещи на заднее сидение автомобиля, и поехал в сторону дома. Правда, зайдя в лифт, я нажал не кнопку своего родного, пятого этажа, а ткнул пальцем в цифру «15». Оказавшись наверху, я поднялся уже пешком еще на два лестничных пролета, на ходу доставая из кармана ключи. Под самой крышей я открыл небольшую неприметную дверцу и вдохнул слегка застоявшийся воздух. Щелкнул выключателем — и зажмурился с непривычки. Давненько я не был в своей обители.

Одной из причин, почему много лет назад мы с Дэмом выбрали именно эту квартиру, было то, что к ней прилагалось еще и чердачное помещение. Которое я с чистой душой оборудовал под свою мастерскую. Хозяева помнится, возмущались такому произволу, но когда мы с Котовым заявили, что планируем выкупить квартиру, успокоились. Да даже если бы и нет — мне было откровенно плевать. Я искал себе место для работы, а, увидев именно эту комнату — большую, с тремя окнами, которые впускали внутрь максимально много света — влюбился в неё.

Конечно, пришлось кое-что переделать — например, чуть подкрасить стены и заменить старые рамы современными стеклопакетами. Отдельной главой в этой истории была война с голубями, которые каким-то образом умудрились разбить там свое поселение, и никак не понимали, что мне такие соседи не нужны. Я не знал, через какие дыры они умудрялись пробираться ко мне, но факт оставался фактом — пока мы с Котовым не оштукатурили заново все стены, замазав буквально каждую щель, наглые птицы в покое меня не оставили.

А после дверь в мастерскую официально закрылась для всех, кроме меня. Я не любил, когда кто-то находится рядом, пока я работаю, да и конечный результат я людям показывал крайне редко, предпочитая творить «в стол». Поэтому, после ремонта я остался наедине с собой и смог обставить комнату на свой вкус.

Возле самой дальней стены, прямо под двумя небольшими окнами, примостился большой мягкий велюровый диван, на котором горой возвышались подушки и пледы. Еще одно окно — самое большое, почти во всю стену — я снабдил большим широким подоконником. Мне захотелось сделать его из натурального дерева — от солнечного света оно нагревалось, и сидеть на нем было очень приятно. А чтобы добавить чуть больше комфорта, на подоконник я тоже кинул парочку подушек. Как вы уже догадались, я очень любил комфорт и уют.

Оставшиеся две стены я завесил своими работами — тут были карандашные наброски, пейзажи акварелью, гуашью, портреты, несколько работ углем. Отдельно висели салфетки, обрывки бумаги и даже билеты, на которых я от скуки что-то карябал. Я не выбрасывал ничего, потому что хотел сохранить любой, даже самый маленький кусочек своего творческого «я». С десяток мольбертов тоже были заставлены моими работам, а несколько чистых холстов одиноко пылились в самом дальнем углу. Да, давненько я сюда не заглядывал.

Вот и в тот вечер, включив проигрыватель и поставив тихую, спокойную музыку, я устало опустился на диван и задумался. Собственно, последние пару дней я только этим и занимался. Меня просто раздирали противоречивые мысли.

О чем я думал? А то вы не догадались! Даже не о чем, а о ком — о той девушке. И нашей неожиданной встрече. Тогда, когда я смог полностью вычеркнуть её из своих мыслей — она появилась.

А ведь я искал её. На следующий день после выставки, уже сидя в аэропорту, я позвонил в ту галерею и попытался купить одну из работ. Но меня ждал суровый облом — женский голос вежливо сообщил мне что все десять фотографий уже проданы. А когда я попытался выяснить имя модели, меня вежливо, но жестко отбрили. Попытки связаться с самим фотографом тоже успеха не возымели — парень будто сквозь землю провалился. В итоге, промучившись с пару недель, я успокоился.

Я пытался нарисовать её — не один раз, ноу меня упорно не выходило. Что-то я упускал — то глаза блестели недостаточно ярко, то свет через волосы просвечивал неправильно. Никогда не любил рисовать, опираясь лишь на фото — мне нужна была живая модель, которую я мог бы вертеть и двигать, как моей душе будет угодно. А тут у меня даже этого не было — лишь воспоминания, которые, как бы я не старался, тускнели с каждым днём. В итоге все неудачные попытки валялись где-то в кипе того хлама, который был недостаточно хорош для стены, но выкидывать рука у меня не поднималась.

Но что, если попробовать еще раз? Подняв голову, я прикинул, насколько сейчас настроен работать и понял, что, кажется, это было именно то, что мне нужно. Я всегда был твердо уверен, что единственный способ разложить мысли по полочкам — это изобразить их на холсте. Так почему же я должен был менять свою тактику?

Сказано — сделано. Правда, от холста и красок я решил отказаться, поэтому прикрепил к мольберту простой лист ватмана. Остро заточил грифельные карандаши — сразу четыре штуки. И, придвинув к себе низкий табурет, я посадил на него свой зад. Задумчиво пожевав кончик карандаша, я всё же протянул руку — и провел первую линию. Параллельно прислушиваясь к песне, что лилась из динамиков и стараясь очистить разум.