Ожерелье невесты - Кэт Мартин Страница 9

Через четверть часа Корд смог вернуться в кабинет; трубочисты прошли в другую часть дома, и миссис Ратбон предусмотрительно отправилась с ними. Корд не знал, имеет ли она отношение к тому, что произошло с экономкой, но сильно подозревал, что имеет.

Ему не хотелось, чтобы у новой экономки возникли сложности, однако не мог удержаться от ухмылки, вспоминая ее черные лицо и руки и белые кружки глаз, в ярости уставившиеся на него.

Ей приходится нелегко. Но Виктория Темпл, кажется, способна выполнять обязанности, которые он возложил на нее, и не обрадуется, если он вмешается. У этой девчонки независимый характер. И ему это скорее нравится. Он задумался, откуда она вдруг взялась и почему у них с сестрой манеры и речь, свойственные людям более высокого положения. Когда-нибудь он, возможно, узнает это.

Когда-нибудь. У него множество куда более важных дел, чем беспокойство о прислуге. Днем он планировал встретиться с тем матросом, Эдвардом Леггом, чтобы расспросить его о кузене. Тревога за Итана не покидала Корда, граф был полон решимости использовать любую возможность, чтобы способствовать возвращению кузена.

Взгляд Корда упал на шахматный столик в углу. Партия осталась недоигранной, искусно вырезанные фигурки застыли на своих местах почти год тому назад. Игра на расстоянии давно вошла у друзей в неистребимую привычку, она продолжалась, куда бы ни отправлялся Итан. Итан сообщал Корду очередной ход в письме и, получив ответ, обдумывал новый. Их силы были примерно равны, хотя Корд был впереди на две-три партии.

В текущей партии Корд сделал ход ферзем и сообщил о нем в письме, которое послал Итану с курьером. Но так и не получил ответа. Шахматный столик молчаливо напоминал об исчезновении кузена. Корд приказал, чтобы никто не прикасался к шахматам до тех пор, пока не вернется капитан Шарп. Граф вздохнул – когда это еще будет.

Усевшись за стол, он вернулся к бумагам – к проверке счетов и вычислению выгоды от инвестиций, но прошло немного времени, и он снова отвлекся, представляя недавнюю сцену в кабинете.

Корд чуть улыбнулся, он вспомнил, что экономка фактически предъявила ему требование, и у него хватило здравого смысла подчиниться этому требованию.

Тем временем дела в доме пошли лучше: полы внизу так сверкали, что Тори могла видеть в них свое отражение, столовое серебро было начищено. Заставить прислугу выполнять распоряжения было не легче, чем начерпать решетом воды, или как там в поговорке. Однако мало-помалу все начинало приходить в норму. Клер, казалось, была довольна жизнью в новом доме. Пока опасения Тори относительно намерений графа никак не оправдывались. Может быть, он просто слишком занят, чтобы обращать внимание на девушку-служанку, как бы хороша она ни была. Но Тори все равно не доверяла ему. Граф был холост и на редкость красив. Не исключено, что он окажется еще одним распутником, имеющим виды на Клер.

Вечером после еды Клер, как и большинство слуг, отправилась наверх укладываться спать, а Тори все еще бродила по темным коридорам. Ей совсем не хотелось спать, не давали покоя мысли об отчиме и страх, не убила ли она его, хотя в тот момент выбор у нее был небольшой.

Конечно, если бы он умер, власти искали бы убийцу и скорее всего уже нашли бы ее. В газетах Тори ничего такого не видела, но она редко заглядывала в них с тех пор, как оказалась в Лондоне. Все силы уходили на то, чтобы выжить.

Решив, что чтение поможет ей снять напряжение и уснуть, и понадеявшись, что граф не будет сердиться, если она позаимствует одну из его книг, Тори, держа перед собой масляную лампу, поднялась по короткому пролету лестницы с цокольного этажа наверх и направилась в библиотеку. Проходя мимо кабинета графа, Тори заметила, что на письменном столе осталась непотушенная лампа. Тори свернула к столу, чтобы задуть ее, и взгляд упал на шахматный столик.

Тори видела его и раньше, восхищалась инкрустацией и фигурками из черного дерева и слоновой кости и гадала, кто из знакомцев графа мог быть его противником. Но проходили дни, а фигуры оставались все на тех же местах.

Тори недоумевала. Отец научил ее играть в шахматы, и она часто играла с ним, пока он был жив, и играла очень хорошо. Глядя на фигуры, она не смогла удержаться – села на резной стул с высокой спинкой и стала изучать ходы, которые сделали граф и его противник.

Ее внимательный взгляд подметил, что, хотя с фигур и сметали пыль, на доске оставались маленькие круги, свидетельствовавшие о том, что игра была прервана давно.

Тори изучала расстановку сил. Решив, что черными играл граф – почему-то так ей показалось, – она, движимая чувством соперничества, которое было частью ее натуры, протянула руку и переставила одного из белых коней так, что прекрасно выполненная фигурка стала угрожать черному слону.

Ей следовало вернуть фигуру на прежнее место. Граф, несомненно, рассердится, если узнает, что это она передвинула ее, но что-то воспротивилось этому. Он при желании может вернуть фигуру на место, решила Тори. Если он станет ей выговаривать, она скажет, что фигурка сдвинулась, когда протирали пыль. Как бы то ни было, она не поставила коня на прежнее место.

Вместо этого, наконец почувствовав сонливость, она задула лампу, горевшую на письменном столе, и пошла к себе.

* * *

Золотой крест на двери подъехавшей к особняку кареты блеснул в свете фонаря. Было далеко за полночь. После мало что давшей беседы с Эдвардом Леггом, который не сказал почти ничего нового, разве что поведал, как храбро и мужественно вел себя капитан Шарп в ходе злосчастного сражения и как он преклоняется перед капитаном, настроение у Корда сильно упало.

Поскольку его намерение сблизиться с Клер как-то поостыло, а снова оказаться в объятиях прежней любовницы ему не хотелось, в силу крайней необходимости он решил посетить дом удовольствий мадам Фонтено.

Корд не знал, почему он изменил свое намерение, почему уже в дороге приказал кучеру ехать в клуб «Уайте». Но именно там он провел несколько часов, сидя в глубоком кожаном кресле, надолго погрузившись в вист, попивая бренди, теряясь в догадках и теряя деньги.

Его добрый друг, Рейфел Сондерс, герцог Шеффилд, изо всех сил старался ободрить его, поднять настроение, но безрезультатно.

Корд покончил с бренди, распорядился подать карету и поехал домой. Вскоре карета уже стояла перед его трехэтажным особняком, и лакей распахивал дверь. Корд вышел из кареты и прошел в дом.

Он бросил лайковые перчатки в шляпу, оставил ее на столике у двери и посмотрел на лестницу, зная, что ему необходимо поспать. С утра предстояло обсудить с солиситором важные бумаги, и делать это лучше на свежую голову.

Но вместо того чтобы подняться наверх, Корд направился в кабинет. Непонятно почему, он больше не вспоминал о веселых дамах, его мысли витали вокруг ожидавших его деловых бумаг и, что совершенно удивительно, вокруг двух недавно нанятых служанок.

Последнее привело его в изумление. Если бы это было просто физическое влечение к Клер, он еще мог бы это понять, но прелестная ангелоподобная девчушка привлекала его все меньше и меньше, а вот ее старшая, немного дерзкая сестра занимала все больше.