Каменное сердце - Луанн Райс Страница 89

— Я хочу домой! — заявил Саймон.

— Саймон, — обратилась к нему Софи. Ее голос дрожал. — Прости, что ударила тебя, но ты не должен называть тетю Марию сукой!

— Это почему? Папа называл тебя так!

— Папа поступал очень, очень плохо, когда делал это. И я не должна была позволять ему. Мы оба показывали вам плохой пример. И самое плохое, что мы не уважали сами себя, не уважали друг друга.

— Никогда? — спросил Саймон.

— Когда-то все было по-другому. — Софи говорила медленно, как будто обдумывала каждое слово. — Мы очень любили друг друга. Но потом мы заболели — сначала папа, а за ним я.

— А сейчас ты поправляешься? — поинтересовалась Фло.

— Я очень стараюсь. Но на это нужно время. Вы же знаете, что у нас случилось. Вы знаете, как тяжело после этого снова чувствовать себя хорошо, так ведь?

Саймон кивнул. Посмотрев на него, кивнула и Фло.

— Доктор Миддлтон очень умная, — сказала Софи. — Она поможет вам справиться. Вы не должны ничего утаивать от нее. Можете рассказать ей все.

— Даже то, что вы с папой запрещали рассказывать? — спросил Саймон.

— Даже это.

— Даже про… — пролепетала Фло, потом шепнула что-то Софи на ухо.

— Даже про мертвого ребеночка, — закончила Софи, глядя прямо на Марию.

— Я уже рассказала, — грустно призналась Фло. — Тете Марии.

— Ты можешь рассказывать тете Марии все, что захочешь, — сказала Софи. — Она тебя любит. Правда, Мария?

— Очень люблю, — согласилась Мария.

— Поцелуйте меня, — сказала Софи. Саймон подошел поближе, и Софи долго не отпускала детей от себя, целуя их в носы, глаза, уши, шеи и губы. — А теперь пора. — Сейчас голос звучал теплее, спокойнее, чем за все время этого свидания.

— Я не хочу уходить, — промолвила Фло и заплакала.

— Но вам пора, — сказала Софи. Жестом она показала Марии, чтобы та увела детей. Оба они рыдали и упирались.

— Я люблю вас, — крикнула Софи, заглушая их плач. — До свидания!

Словно почувствовав, что пора вмешаться, а может, потому, что он слушал под дверью, Питер открыл створки и вывел детей. Мария обернулась, чтобы помахать сестре, но та позвала ее обратно.

— Закрой дверь, — попросила она.

— Все прошло хорошо, — сказала Мария, хотя и не до конца верила в свои слова. — Конечно, ситуация нелегкая, но…

Софи покачала головой.

— Я больше не буду с ними встречаться, — произнесла она, словно из последних сил.

— Я уверена, что со временем ты передумаешь.

— Я уже все обдумала.

Мария посмотрела на часы:

— Нам пора идти. Концерт сейчас начнется. Наверное, твои артистки уже дожидаются костюмершу.

— Я не буду им помогать, — сказала Софи. — Я устала. Я хочу вернуться в камеру и лечь.

— Ну, Софи, перестань. Подумай, как расстроятся дети. А уж выступающие! Ты же сорвешь концерт.

— Давай посмотрим на это под другим углом: они взрослые женщины и умеют одеваться без посторонней помощи. Если бы я собиралась петь, а потом не пришла на выступление, тогда в концерте действительно образовалась бы дыра.

— Не дай маме все испортить, Софи! Ты же знаешь, какая она… — заметила Мария, встревоженная упорным сопротивлением сестры.

— Она не виновата. С самого начала этот концерт не очень-то занимал меня. Дети выглядят отлично. Ты хорошо справляешься, и это меня успокаивает.

— Спасибо, — сказала Мария, ощущая смутное беспокойство. — Софи? Что происходит?

— Знаешь, почему я убила Гордона? — неожиданно спросила Софи. — Почему я стреляла в него?

— Потому что из-за него у тебя случился выкидыш, — ответила Мария.

— Нет, — отрезала Софи. — После этого я купила пистолет, но выстрелила я, когда он разбил ангела. Он разбил могильный камень нашей дочки.

— Почему? — спросила Мария, потрясенная.

Софи поджала губы и покачала головой.

— По одной причине — чтобы сделать мне больно. Я думала, что он правда любил ее — Хэтауэй. Я думала, он скорбит по ней. Так вот — ничего подобного! Он просто делал вид, что переживает.

— Так что же он натворил?

— В тот вечер — когда я убила его — я сказала, что хочу развода. Я сказала, что не могу больше выносить это. Мы занимались любовью, и он посмеялся надо мной. Сказал, что я выгляжу словно персонаж из фильма ужасов. Он заставил меня посмотреться в зеркало, и это было правдой. Я была толстая, вся в синяках… отвратительная. После смерти малышки я продолжала набирать вес, хотя уже ничего не нужно было скрывать. Я все ела и ела — как будто хотела лопнуть. Я говорила себе, что хочу заполнить ее место в моем теле, но однажды поняла: я хотела что-то отнять у Гордона. Толстея, я чего-то лишала его. Прежде всего той стройной женщины, на которой он женился.

— Тебе это удалось, — согласилась Мария. — Но сейчас ты выглядишь замечательно. Даже Саймон заметил это.

— Мы стояли перед зеркалом, — продолжала Софи, словно не слыша Марию. — Когда я заговорила про развод. Он ничего не ответил, просто ушел. Я оделась.

Говоря об этом, Софи как будто перенеслась в тот вечер. Глядя на сестру, Мария думала о том, какое облегчение она должна была испытать, найдя в себе силы потребовать развода.

— Так странно, — продолжала Софи. — Когда я сказала, что хочу расстаться с ним, у меня появилась надежда. Я подумала, что все еще может наладиться. Подумала, что, может быть, когда-нибудь прощу его.

«Если бы только тебе удалось удержать эту надежду, — подумала Мария. — Если бы в тот вечер все пошло по-другому!»

— Он отсутствовал недолго, — сказала Софи. — Я только успела одеться. Я услышала, как он поднимается по лестнице, и постаралась собраться с силами, чтобы стоять на своем, несмотря ни на что. Я знала, что он будет уговаривать меня передумать. — Она часто заморгала. — Но он не сказал ни слова. У него в руках был надгробный камень Хэтауэй. Каменный ангел.

— Он забрал его с могилы? — спросила сестры.

Софи кивнула:

— Он поднял его над головой и смотрел на меня, как будто бросал мне вызов.

— Какой вызов?

Но Софи продолжала, проигнорировав вопрос Марии:

— Вся сила, которая, казалось, у меня была, внезапно улетучилась. Я начала плакать. Я просила его отдать мне ангела, говорила — он не понимает, что делает. Я думала о ее могиле, голой и холодной. Меня охватил ужас при мысли о том, что мы можем не найти ее.

Воспоминания заставили Софи содрогнуться.

— Он услышал меня. Он опустил ангела, и я подумала, что мне удалось докричаться до него. Когда я увидела его с ангелом в руках, я его возненавидела. Я подумала, что все пережитое нами — свадьба, рождение детей — ничего не значило для него. Что все это было только игрой. Но когда он опустил ангела, у меня появилась надежда.