Набоб - Ирэн Фрэн Страница 82

Сколько уступов нужно преодолеть… Мадеку казалось, что ноги его налились свинцом. Пот струился по его лицу. Кошмар, настоящий кошмар. Эта адская ночь продолжается, ночь, когда он в отчаянии кусал себе кулаки, лежа на чарпаи во дворце, не в силах справиться с желанием и болью. Наконец, последний пролет лестницы позади, и его взору предстала жуткая сцена. Распростертый на земле раджа, лужа крови, рядом еще несколько окровавленных тел и человек в золотой одежде с изуродованным до неузнаваемости лицом.

— Бхавани.

Он впервые произнес имя раджи, произнес так, как его произносила Сарасвати.

Он склонился над телом. Раджа был еще жив.

— Бхавани…

— Защити ее… Мой сын… Он еще слишком мал… Защити Годх.

Мадек весь задрожал. Ему были хорошо знакомы эти отрешенность и детская наивность. Он узнал смерть.

— …Возьми мой султан… — шептал Бхавани. — Я передаю тебе власть до совершеннолетия моего сына… Мою власть… Властью мужества и меча!

— Раджа, они мне не поверят!

— Они тебе поверят… из-за султана, из-за Сарасвати… Возьми султан. — Он сказал еще что-то на языке, которого Мадек не понимал, и устремил взгляд к небу. — Властью мужества и меча!.. Властью могущественной любви…

Раджа Годха умер.

Дрожа как в лихорадке, Мадек спрятал султан в складках своей одежды. Надо было во всем разобраться. Раджа не сумел защититься. Его кинжал остался в ножнах. Должно быть, он упал на землю после первого удара. Но убийца, этот маг в золотой одежде, тоже был мертв. Мадек склонился над окровавленным телом. Убийце проломили голову. Челюсть была раздроблена, глаза вылезли из орбит, как у животного на скотобойне. Опознать его было невозможно. На руке сверкал огромный сапфир, но Мадек не посмел до него дотронуться.

Он почувствовал опасность. Чуть слышный шорох. Шуршание гравия и песка. Он резко обернулся. Молнией сверкнуло лезвие. Мадек успел выстрелить. Песок опять обагрился кровью.

— Пощады, пощады! — закричал кто-то.

Мадек увидел выбегающих из слоновьего вольера пятерых слуг, в желтых тюрбанах, какие носили во дворце раджи.

— Пощады, пощады, пощади нас! — вопили они хором.

— Встаньте там! — заорал Мадек, указав в сторону стены. — Постройтесь друг за другом или я сейчас сверну вам головы!

Они повиновались. Но Мадек был уверен, что они вооружены, как и тот, кто внезапно напал на него. У каждого из них наверняка спрятан в дхоти кинжал. Пока он держит их под контролем, но стоит ему на секунду отвлечься, они набросятся на него. Держась на безопасном расстоянии, Мадек направил на них дуло пистолета и вытащил саблю. Он окинул взглядом равнину, ожидая увидеть знак, облачко пыли, скачущего всадника, любое подозрительное движение, которое означало бы опасность. Но — ничего. Ни со стороны города, ни со стороны джунглей, ни со стороны гор. Все было спокойно. Почему же? Ведь крики и выстрел были слышны далеко вокруг.

Если это дворцовый переворот, то почему эти так называемые слуги прикончили алхимика? И почему бросились на него, Мадека? И куда делся этот запуганный мальчишка, который тянул его за рукав? Мадек осмотрелся. Медлить больше нельзя. При первой же оплошности с его стороны, эти люди нападут на него. Тот, которому он прострелил голову, еще хрипел, но Мадек задушил в себе жалость. Время остановилось, и он спрашивал себя, не прелюдия ли это его собственной смерти… Вдруг вдали взметнулись клубы пыли. Это его люди! А на озере появились лодки — десять, двадцать лодок, украшенных гирляндами в честь Холи, — и люди, возбужденные, кричащие, размахивающие копьями. Наконец-то! Слуги, застывшие под дулом его пистолета, задрожали. Задрожал и Мадек. В первой лодке стояла Сарасвати, божественная, такая, какой он ее еще никогда не видел. Она взошла на террасу, спокойная, царственная в сопровождении солдат. Одним взглядом она охватила всю сцену, узнала мертвых. Очень медленно подошла к телу раджи, присела на корточки и долго смотрела ему в лицо. Потом приказала закрыть ему глаза.

— Мадек-джи, вели обыскать парк! — тихо проговорила она.

Он не двигался, стоял как зачарованный. Как?! Ни крика, ни слез, никакого намека на нежные чувства, одни только ритуальные жесты! И как прекрасна, как поразительно прекрасна и спокойна, как гладь озера! «У этой женщины нет сердца», — подумал он и повернулся к солдатам, чтобы отдать распоряжения. Она наклонилась над алхимиком, долго разглядывала его изуродованное лицо. Казалось, она наслаждается видом обнаженных костей, налитых кровью глаз, размозженного черепа.

— Понятно, — сказала она.

— Понятно? — удивился Мадек.

Она не ответила и повернулась к высокому, худощавому человеку, в котором Мадек узнал начальника стражи.

— Пошли гонца во дворец. Пусть никто не выходит оттуда в ближайшие три часа. Я запрещаю сообщать о случившемся в Годх. Никто не выйдет отсюда, пока парк не будет обыскан. Властью меча!

Она говорила так твердо и уверенно, что даже начальник стражи остолбенел. Этот нежный голос, еще сохраняющий чувственные вибрации, произносил слова, свойственные мужчинам, слова силы, слова власти. И было ясно, что они предвещают кровопролитие.

— Пусть этих людей подвергнут пытке! Я хочу все знать, и я узнаю!

Слуги, взятые в кольцо копьями, больше не дрожали. Они ждали, тупо уставившись в стену сада.

— Пытайте их, сейчас же!

Солдаты связали пленников. Разожгли огонь, накалили на нем наконечники копий. Пленники даже не содрогнулись.

— Изображают из себя смелых! — презрительно сказала Сарасвати. — Принесите-ка мне ящичек с красными муравьями и для начала отрубите руку вот этому, — указала она на одного из пленников.

Мадек кликнул своих людей и спустился с ними в парк. Там они обнаружили еще двоих слуг, которые поспешно снимали с себя ливреи, и привели их на террасу. Там уже было все готово для пыток. Стражник отрубил руку одному из пленников, но тот даже не вскрикнул.

— Вот муравьи, — торжествующе крикнул появившийся на лестнице стражник. Он простерся у ног царицы и подал ей большой металлический ящик.

— Хорошо! — улыбнулась Сарасвати.

Начальник стражи подошел к искалеченному пленнику и бросил муравьев на кровоточащую культю. Мадека затошнило. Огромные рыжие насекомые жадно набросились на раненую плоть и стали пожирать ее. Пленник, до этого казавшийся ко всему безучастным, завопил.

— Пощадите! Пощадите! — закричали остальные.

— Бросьте этого человека к слонам, — приказала Сарасвати. Ее лицо оставалось спокойным. В нем не было и следа злорадства или жажды мщения. Когда вопящего калеку унесли, Сарасвати подошла к его товарищам:

— Ну, говорите…

Какой нежный, чувственный голос!.. И вместе с тем какое хладнокровие!.. В каждом слове, в каждом жесте Мадек видел новые доказательства того, что он любим.