Полет над разлукой - Анна Берсенева Страница 82

От усталости, от волнения, от бессонницы последних ночей и выпитого вина апатия наконец охватила ее. Наверное, это было единственное ощущение, которого хотелось ей сейчас. В тихом, вязком безразличии незаметно было, как текут минуты, не слышны были веселые голоса, не видны вспышки огней над городом и морем.

Аля поставила на колени сумку, положила на нее голову и закрыла глаза.

…Вот они идут по какой-то улице – где это, в Москве, в Барселоне? Наверное, в Москве, они ведь почти и не гуляли вдвоем по Барселоне, совсем немного, несколько часов, после которых жизнь перевернулась… Да, конечно, в Москве. Они видят какой-то дом – то есть это Андрей видит и показывает ей, а сама она, скорее всего, просто прошла бы мимо.

– Смотри. – Он чуть-чуть придерживает ее за локоть, и она останавливается, чтобы посмотреть. – Видишь, легкий какой, смелый какой полукруг!

Она смотрит туда, куда указывает его рука – на полуротонду углового дома, действительно кажущуюся воздушной.

– Все баженовские дома такие, – говорит Андрей. – Как эта легкость века переживает – вот секрет… А бывает – замысел до того монументальный, что даже стыдно, а получаются карточные домики.

Его волосы перебирает ветер, а рука тает, исчезает в вечернем воздухе…

… Они сидят на траве под стеной Новодевичьего монастыря. Дома брошен недоприготовленный обед, потому что Андрей вытащил ее из кухни и повел сюда. Она даже обиделась слегка: это ведь был первый обед, который она готовила для него… Но ей хорошо сидеть рядом с ним на теплой майской земле и чувствовать, как трава растет прямо под ними.

– Знаешь, как Гауди портал Саграда Фамилиа строил? – говорит Андрей. – Тот, который только и успел, – «Рождество»? Ему нужен был ослик, а он не мог найти, никак не мог. Хотя ослов в Барселоне было предостаточно. И вдруг увидел его на улице – того самого ослика, которого искал, представляешь? – Он улыбается, и улыбка переливается в его глазах вместе с солнечными бликами. – Я думаю, только он понимал, что это и есть тот самый ослик. Хозяин, во всяком случае, был против, чтобы гипсовый слепок делали именно с его несчастного животного. Но он уговорил… – Андрей на минуту умолкает, и она незаметным движением снимает с него очки – чтобы прямо заглядывать в его глаза и чтобы видеть светлую ложбинку на переносице. – Знаешь, как Гауди умер? Попал под трамвай – под первый же трамвай, который пустили в Барселоне. Три дня лежал в морге, и ни один человек не знал, кто это…

… Аля вздрогнула и открыла глаза. Воспоминания, казавшиеся призрачными и почти небывшими, вдруг стали совершенно реальными, когда она вспомнила именно это: трамвай, Гауди, тот день у стены Новодевичьего.

«Почему его нет? – холодея всем телом, несмотря на летнюю жару, подумала она. – Может быть, с ним что-нибудь случилось, а я сижу здесь и ничего не делаю, ничего!»

Непонятно было, что она могла бы делать. Непонятно было даже, как она могла бы найти его на праздничных, гудящих улицах, но Аля вскочила, как подброшенная невидимой пружиной.

Она уже не могла рассуждать здраво и спокойно, не могла оставаться в неподвижном неведении!..

Бросив сумку на ступеньках перед подъездом, она побежала к выходу из двора – на улицу, в этот огромный город, в котором исчез Андрей!

Как назло, в самый неподходящий момент расстегнулся ремешок на босоножке, и Аля едва не упала, потому что та слетела с ноги прямо на бегу. Она на секунду остановилась, досадуя на глупую помеху, наклонилась, присела на корточки и стала шарить по земле, чтобы поскорее найти босоножку или снять вторую и бежать босиком, как вдруг почувствовала, что голова ее уткнулась в чье-то колено.

Походка у Андрея была такая, что Аля не слышала его шагов, хотя только к ним и прислушивалась, только их и ждала услышать все это время. От неожиданности, от растерянности она села на асфальт и машинально вцепилась обеими руками в его брюки.

Со стороны это наверняка выглядело ужасно смешно: посреди веселящегося, гуляющего города сидит на земле неизвестно чем перепуганная девушка и держится за брюки мужчины, на которого боится поднять глаза.

– Что с тобой? – спросил Андрей, присаживаясь рядом с нею. – Что ты потеряла?

– Тебя… – пробормотала она, по-прежнему глядя вниз.

– А почему на земле ищешь? Там светлее?

Совсем не такой представляла она их встречу! Ей страшно становилось, когда она думала, как все это будет. Але казалось, она с ума сойдет, увидев его – заплачет, попытается что-то объяснить, зная, что объяснить невозможно… Но что она в такой момент будет сидеть на асфальте, судорожно вцепившись в его штанину, – этого она, конечно, не представляла.

И вдруг она поняла – так ясно, так отчетливо и просто: да ведь все уже произошло, он уже здесь, и своим смешным, из анекдота, вопросом снова незаметно убрал ту границу, к которой всегда так страшно подходить – границу, разделяющую встречу и расставание!..

– Не уходи, – прошептала Аля. – Не уходи, Андрюша, а то я умру.

– Нет уж, ты погоди, не умирай. – Ей показалось, что он улыбнулся, но она по-прежнему не могла себя заставить заглянуть ему в лицо. – Видишь, какая ночь? Может, лучше пойдем пока погуляем?

– Я уже гуляла, – с трудом выговорила она. – Я не хочу без тебя…

– Почему же без меня – со мной, – сказал он. – Пойдем, пойдем…

Немного придя в себя от того, как ни на что не похоже произошла их встреча, Аля удивилась тому, как спокойно звучит его голос. Как будто Андрей ожидал увидеть ее здесь, и не удивился, и не очень обрадовался…

Он легонько подхватил ее под мышки и поднял с земли. Теперь Аля наконец взглянула на Андрея – и ей показалось, что она не узнает его.

В ярком свете ночных огней и фейерверков, о которых она успела забыть за эти минуты, его лицо было темным. Но это не был тот беспечный морской загар, который бросился ей в глаза в их первую встречу, всего несколько месяцев назад… Лицо Андрея казалось ей потемневшим, каким она никогда его не видела.

Огненные змейки и цветы плясали в небе, в воздухе, отражались от облицованной блестящей плиткой стены, дрожали в стеклах его очков, не давая увидеть глаза.

Аля не понимала, о чем он думает, глядя на нее, отчего так спокоен его голос. Собственные слова, произнесенные два дня назад, снова показались ей бесповоротными…

Но что было делать теперь?

– Сейчас, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос тоже звучал спокойно, – я босоножку потеряла.

– Вот она.

Он нагнулся, поднял босоножку и сделал едва уловимое, стремительное движение, как будто хотел надеть ее Але на ногу. Но она уже протянула руку, и, помедлив секунду, Андрей отдал ей босоножку. Присев, она надела ее сама, а когда выпрямилась снова, лицо у нее тоже было спокойным – во всяком случае, выглядело именно таким, как она хотела.

– Пойдем, – сказала Аля. – Погоди, я сумку возьму.