Мое бурное прошлое - Лорен Хендерсон Страница 81

Я поежилась – одновременно в знак протеста и от удовольствия. Лайам, разумеется, выбрал вторую интерпретацию и прибавил в ретивости. Он лихо стянул пижамные штаны, с трусами повозился чуть подольше – древний музейный экспонат как-никак.

– Я так хочу попробовать тебя, – простонал он, рьяно вылизывая мне живот. – Разреши мне… пожалуйста…

Открытие, что мужчина фактически умирает от желания доставить мне оральное удовольствие, показалось мне до того эротичным, что какое-то время я лежала почти неподвижно, смакуя его. Впрочем, «лежала» – это явное преувеличение. На самом деле мои бедра парили в воздухе, как и ноги, которые болтались, задевая согнутые колени Лайама. А он уже вовсю орудовал языком. В полном восторге я подскакивала на месте, точно нетерпеливая скаковая лошадь. Как там Лайаму удается дышать? Он легонько покусывал меня, а я чуть ли не повизгивала от удовольствия. Его палец шмыгнул в углубление между ягодицами, и для меня не было секретом, куда именно тот направляется. Что тут скажешь, свинья есть свинья.

– О… о черт, о да!.. – заорала я, когда палец достиг конечной цели своего путешествия.

Застигнутая оргазмом, я невольно отцепилась от подлокотника, дернулась и с силой врезалась в него головой. Между прочим, очень больно.

– Уй! – завопила я, разрываясь между болью в голове и оргазмом в остальном теле.

Лайам, решив, что угодил пальцем не туда, быстро вытащил его. Я тяжело опустилась на диван.

– Нет, – приказала я, – засунь его обратно, и побыстрее… О боже, что я говорю?

Неизвестно почему, но мне вдруг представились Лайам и Фелисити: как она визжит «засунь его обратно!». И хотя картинка была мерзейшей, но спохватиться меня заставила не перекошенная от удовольствия физиономия Фелисити, а лицо Лайама. Пока я лежала, уткнувшись носом в подушку, ощущая лишь его руки и губы, еще можно было притворяться, будто подо мной копошится отнюдь не мой протеже, по совместительству Казанова-маньяк. Но как только я представила себе его лицо, все наслаждение мигом улетучилось. Нет, я не могу переспать с Лайамом.

– Пусти! – резко вскрикнула я. – Лайам! Пусти!

Я попробовала лягнуть его, что, пожалуй, явилось самым неуклюжим секс-маневром в истории человечества. Лайам сел и облизнулся.

– Какая ты вку-усная, – вожделенно протянул он. – Эй, ты куда…

Пижамные штаны запутались вокруг лодыжек и не позволили мне совершить успешный побег с дивана. Я дернулась, соскочила, сделала два неуклюжих прыжка и как подкошенная повалилась на пол, нелепо взмахнув ногами, сверкнув голой задницей и взметнув в воздух пижамные штаны, точно официальный стяг извращенцев. Принять мой маневр за кокетство не мог даже Лайам. Он захохотал.

Все еще валяясь на полу, я натянула штаны, задев причинное место, от чего получила электрический заряд. Опираясь на столик, я вскочила на ноги.

– Лайам! Мы с тобой не занимаемся сексом.

– Ага, заливай! – закатывался он.

– Мы больше не занимаемся сексом. Никогда. Тут Лайам перестал смеяться.

– Ну, Джулс! А как же моя маленькая проблемка?

– И часто ты от этого заводишься?

– Угу, – смущенно ответил он. – Глянь, как я от тебя торчу!

И он вильнул бедрами в мою сторону. Слава богу, что на нем были его неизменные мешковатые штаны. Выпирающий член в симпатичных обтягивающих джинсах был бы куда более душераздирающим зрелищем – в том смысле, что душу он мне точно разодрал бы в клочья.

Глядя на меня, Лайам прижал ладонь к ширинке.

– Это все из-за тебя, Джулс.

Да, безусловно, Лайам был лакомым кусочком: темные взмокшие кудри, большие голубые глаза, кривая ухмылочка – сплошной соблазн. Но это ведь Лайам, мой клиент, а я его рекламный агент и собираюсь оставаться им не один год – особенно когда его карьера ракетой рванет вверх. Перед глазами пронеслись картинки: вот он демонстрирует новую татуировку в моднейшем ресторане Лондона; вот он возится с Фелисити и ее игривой ножкой в «Л’Оранж»; вот его снимок в «Санди таймс» – он возлежит на кушетке нагишом, если не считать тонкой полоски взбитых сливок, ведущей от обнаженной груди прямо к причинному месту, прикрытому горкой клубники. Картинки подействовали не хуже, чем двустволка, направленная мне в лоб. Я мигом осознала: а) Лайам – МОЙ КЛИЕНТ; б) Лайам – СУЩИЙ РЕБЕНОК.

Набрав в грудь побольше воздуха, я сугубо официальным тоном произнесла:

– Ситуация вышла из-под контроля.

– Я бы сказал, выпрыгнула, – ухмыльнулся Лайам, – потеряв штаны.

– Заткнись. Просто мы перебрали с химией и вином.

– Говори за себя.

– Заткнись! Я иду спать, что и тебе советую. Устраивайся на диване. Один. Понял?

Лайам угрюмо кивнул. Он сдался гораздо быстрее, чем я ожидала. В мгновение ока вновь превратившись в моего пакостливого младшего братишку, он принялся потешаться над бельем, которое я ему постелила. Должна признаться, комплект и впрямь был странноват – бежевого цвета с коричневым кантом и крупным набивным узором. Бельишко вело счет дням с той поры, когда на дворе были глубокие семидесятые. Я уперла его из маминого шкафа, будучи еще студенткой колледжа. Надо будет попробовать продать его в Музей Виктории и Альберта.

Лайам позволил себе лишь два намека на нашу диванную оргию – сначала его рука как бы невзначай легла мне на задницу (я гневно дернулась), а затем потребовал выдать ему порножурналы, чтобы он мог решить свою маленькую проблему. Я посоветовала использовать воображение и постараться не заляпать простыни. Так я ему и показала, где у меня хранится порнуха. Я тогда от него вообще никогда не отделаюсь.

Наверное, Лайам повел себя так покладисто потому, что тоже считал секс между нами ошибкой. Отсюда и его отношение ко мне как к старшей сестре. Право же, трудно получить от человека, с которым трахаешься, непредвзятый совет, касающийся твоей карьеры. К тому же у Лайама была уйма женщин (имей – не переимеешь). Да и опыт с Фелисити научил его не путать секс с работой. Ладно, секс с начальством. Хотя всех остальных смазливых особ женского пола, что встречались на его пути, он, разумеется, затянул в койку. Мне известно, что он пе-репихнулся с ассистенткой фотографа сразу же после съемок для журнала (предположительно, и фотограф не избежала той же участи).

Я удалилась в спальню, приперла дверь стулом – на случай, если за ночь его сила воли иссякнет, – и убедилась, что батарейки в тумбочке. Отлично. Вы бы ухохотались до слез, если бы увидели, как мы, каждый в своей комнате, занимаемся… почти одним и тем же, только порознь. Надеюсь, что, громко раскачивая диван и исторгая проклятия в мой адрес, Лайам не слышал жужжания вибратора.

Разумеется, у меня возникли некоторые опасения по поводу наших дальнейших отношений, но, угомонившись, я провалилась в сон, успев, правда, вознести благодарственную молитву за то, что на свете существуют вибраторы.