Революция в любви - Барбара Картленд Страница 8

Одна рука ее лежала поверх простыни, и длинные пальцы были расслаблены. Он видел, что она больше не дрожит, как прежде, когда он привел ее к себе.

Нагнувшись, чтобы поцеловать ее, он всем своим существом почувствовал ее невинность. Она доверилась ему беззаветно, и оскорбить ее он не мог. Медленно, словно через силу, он поднялся на ноги. Задув обе свечи в маленьком канделябре около ее постели, он взял третью и вышел в коридор, освещая себе путь.

Оказавшись в своей спальне, Дрого еще раз спросил себя, не свалял ли он дурака. Его тело жаждало нежности и молодости Теклы. По правде говоря, ему казалось, что она, пока они были вместе, все время его провоцировала. Как я могу быть таким идиотом и не переспать с нею, что сделал бы любой на моем месте? Спрашивая так себя, Дрого забрался в постель.

Заснуть он долго не мог - все его тело горело от страстного желания обладать ею.

Господи, ну какой же я дурак. Просто набитый дурак! Так ругал он себя, ворочаясь с боку на бок…

Ненадолго забывшись на рассвете, Дрого был разбужен стуком. Сначала он подумал, что стучат рабочие-строители или ремонтники. Потом понял: пришел Маниу, а поскольку все двери заперты на засовы, он не может войти.

Выбравшись из постели, Дрого надел халат и спустился на кухню.

В окна светило яркое солнце, и он подумал, что страхи и тревоги вчера были сильно преувеличены. Как мог он поверить Текле, когда она сказала, что домой возвращаться опасно?

Сейчас при свете дня ему оставалось только смеяться над своей глупостью. Вот уже несколько месяцев он, можно сказать, не видел женщин. И после этого он отверг подарок богов, поступил как последний простак! Как бы потешались над ним его друзья-офицеры, если бы узнали об этом.

В Индии, если белая женщина знала правила, с ней велась честная игра. В Симле, куда в жаркое время приезжали жены офицеров, тех полков, что были расквартированы в долине, «крутилось» множество романов - между женщинами, которые были не прочь нарушить священные узы брака, и мужчинами, считавшими долгое воздержание невозможным при таком климате. «Любовь», по мнению Дрого, было слишком благородным словом для романов такого сорта.

В то же время мужчина всегда должен быть мужчиной. А он вчера сам лишил себя огромного наслаждения.

Нельзя оправдать женщину, которая вместо того, чтобы с нетерпением дожидаться его, заснула. Сейчас он нисколько не верил, что Текла удивилась бы, увидев его. По своему опыту он знал, что, когда входишь в спальню привлекательной женщины, а та, лежа в изящной позе при свете свечей или ночника делает вид, что читает, не следует верить этому. Как и ее словам типа: «О, как вы сюда попали? Я не ждала вас!» Все это лишь игра - игра, которая, правда, если муж ревнив, становилась опасной.

Но эта игра была легкой забавой в сравнении с той, в которую ему пришлось играть позже. Здесь каждое движение было непредсказуемым, в каждом слове слышалась опасность, каждый его вздох мог оказаться последним…

Господи, ну почему я свалял такого дурака вчера вечером? Продолжая терзать себя этим вопросом, на который он и не надеялся найти ответ, Дрого вошел в кухню, отодвинул оба засова и впустил Маниу.

- Ты запереть дверь! Очень хорошо, мистер! - сказал слуга. - Дела плохой. Ты оставаться дом.

- Почему плохо? Что случилось? - спросил Дрого.

- Революция, - ответил Маниу. - Много люди убивать! Красные стрелки стрелять по дворец!