Каблук Маноло - Мэг Кэбот Страница 8

Я открывала и закрывала рот в безуспешных попытках позвать папу. Через какое-то время мне удалось издать хоть какой-то звук, скорее похожий на хрип.

— Пап.

Странный у меня голос. Наверное, я осипла после долгого молчания. Или от жажды. Папа вскочил как ужаленный и уставился на меня испуганными глазами.

— Эм? — спросил он настороженно.

— Пап, извини… — Господи, что у меня с голосом? Что за странные звуки?

Видимо, папа был тоже удивлен тембром моего голоса, потому что с криками: «Доктор! Доктор!» — выбежал в коридор. Видно, дела с моим здоровьем обстояли хуже, чем я предполагала изначально. У меня не хватило сил, чтобы углубляться в размышления. Отчаянно хотелось спать. Даже больше, чем на уроке ораторского искусства. Эх, не надо было играть с Кристофером в «Джорниквест» всю ночь напролет. Тогда не пришлось бы до утра строчить доклад, и я бы смогла выспаться…

Я поняла, что не хочу снова провалиться в сон. Мне нужно бодрствовать, чтобы выяснить, что произошло и почему я оказалась в больнице. И дайте же, наконец, воды.

Вскоре глаза стали сами собой закрываться. Подремлю чуть-чуть, пока папа не придет. Незаметно налетел сон. Благодатный сон. Последнее, о чем я успела подумать, было: «Не начнет ли у меня во сне изо рта капать слюна? Хотя в больнице этим, наверное, никого не удивишь».

В следующий раз я проснулась днем. На стуле, с которого так поспешно сорвался папа, теперь сидела мама. Она звала меня.

— Мам, — сонно пробормотала я, — можно я сегодня не пойду в школу, а?

По крайней мере, я попыталась сказать именно эти слова. Не уверена, что мама услышала то же самое, так как звуки, которые раздались в моих ушах, исходили явно не из моего горла. Однако вместо того чтобы отругать меня, мама прикрыла ладонью рот и расплакалась. Тут я заметила, что мы с мамой в палате не одни. Рядом с ней стоял папа, а за ним — двое незнакомцев в белых халатах. Я догадалась, что причина маминого расстройства как-то связана с моим странным голосом. Он был какой-то, даже не знаю, как сказать… писклявый, что ли. И вообще, имело ли смысл говорить о школе в ближайшее время?

— Детка… — Папа смотрел на меня точно так же, как много лет назад, когда я здорово разодрала подбородок, ударившись о край бассейна, и понятия не имела, что истекаю кровью, ведь я и так была мокрая от воды, и к тому же у меня ничего не болело. — Ты узнаёшь нас?

Что же со мной такое случилось-то? Наверное, что-то ужасное.

— Ну да, — ответила я. — Ты Дэниел Уоттс, а ты Карен Розенталь — Уоттс.

Опять что-то не то с голосом. Какие-то проблемы с дикцией? Наверное, поэтому мама разразилась громкими рыданиями. Она никогда так отчаянно не плакала! Даже когда смотрела свою любимую мелодраму и постоянно всхлипывала, как ребенок. Наверняка папа тоже не видел ее в таком состоянии. Он лишь твердил с совершенно прибитым видом: «Карен, все будет хорошо, все будет хорошо».

Наконец один из людей в белых халатах подошел к моей кровати, деликатно обойдя родителей, и вежливо представился:

— Здравствуй, Эмерсон. Меня зовут доктор Холкомб.

— Скажите, а почему у меня такой странный голос? — спросила я. Нужно как-то прочистить горло. Хотя в горле не першит.

Доктор Холкомб достал маленький фонарик, посветил им мне в глаза и поинтересовался:

— У тебя что-нибудь болит?

То ли он решил не отвечать на мой вопрос, то ли вообще не понял, о чем я спросила. Мой голос звучал настолько странно, что я сама себя едва понимала.

Подошел еще кто-то в белом халате, на сей раз — темноволосая женщина. Ее волосы были убраны в аккуратный пучок.

— А я — доктор Хиггинс. Ну-ка, давай попробуем пошевелить пальцами ног.

Было очень тяжело, все время давила какая-то усталость, но пальцами пошевелить все-таки удалось.

— Что со мной? — требовательно спросила я.

— А теперь следи, пожалуйста, за моим пальцем, — сказал доктор Холкомб. — Только глазами, голову не поворачиваем.

Я смотрела на его палец. Зрение полностью восстановилось, никаких пятен перед глазами не плавало.

— Я уже поняла, что попала в больницу, но мне неясно, почему я вся в проводах? И что у меня с голосом?

— Смотрим — смотрим, не отвлекаемся. — Доктор Холкомб продолжал светить фонариком мне в глаза, пока я следила за его пальцем.

— А сейчас постарайся сжать мою руку, — проговорила доктор Хиггинс.

Я сжала ее руку.

— Сколько я пропустила? — Поскольку от плачущих родителей все равно толку не было, пришлось обращаться к докторам, которых я видела впервые в жизни. Я хожу на предметы, экзамены по которым могут быть засчитаны при поступлении в институт. Стоит хоть немного пропустить, потом не нагонишь. — И что у меня с голосом?

— Всему свое время, Эмерсон, — ответил доктор Холкомб, выключая фонарик.

— Можно просто Эм, — вставила я.

— Вот и хорошо, — улыбнулся он. — А теперь надо еще немножечко поспать. С твоими родителями, как видишь, все в порядке. — Обернувшись на родителей, доктор Холкомб увидел их заплаканные лица, и ему стало неловко. — По крайней мере, скоро будет. Пойми, они за тебя очень волновались. Теперь они видят, что ты выздоравливаешь, и им легче. Ну вот. Поспишь немного?

Меня и правда тянуло в сон, только мысль о школе не давала покоя. Доктор Холкомб может говорить что угодно, но я — то знаю, что копится гора домашней работы. Кстати, на вопрос про мой голос никто почему-то не ответил. Темноволосая докторша начала колдовать над капельницей, и, почувствовав, что засыпаю, я закрыла глаза.

Я проснулась ночью. Рядом с кроватью сидел неописуемой красоты молодой человек.