Ангелочек. Дыхание утренней зари - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 8

Октавия и Розетта не находили слов, чтобы выразить свое удивление и восторг, а Жерсанда вся преобразилась – ее щеки порозовели, ярко-голубые глаза заблестели от счастья. Казалось, радость жизни вернулась к ней в одно мгновение.

– Боже правый, вот это прекрасная новость! – воскликнула она. – Энджи, дитя мое, не называй меня больше «мадемуазель» теперь, когда вы с Луиджи женаты. Помнишь, в то январское утро, когда вы уезжали, ты обняла меня и шепнула мне на ушко «матушка Жерсанда»? Как мне было приятно… А скоро у нас в доме появится малыш, совсем крошка, которого мы все будем любить и баловать! Ты слышала, Октавия, я буду бабушкой! Это прекрасно! Луиджи, ты, наверное, радовался еще сильнее меня. Подумай, ведь у нас с тобой нет других родственников, кроме друг друга. Ты странствовал в одиночестве, а я жила в тоске, мучимая угрызениями совести, – последняя представительница несчастливого рода де Беснаков. Но теперь мы вместе, чудом ли или по воле случая, не знаю. Да и какая разница? Главное, что теперь мы – настоящая семья!

Жерсанда обвела своих близких взглядом и каждому улыбнулась – и своей верной Октавии, высокой, спокойного нрава женщине, которая, как и она сама, была уроженкой горного региона Севенны, что на юге Франции; и непоседливой Розетте; и маленькому Анри, которого привела в недоумение вся эта суета; и Луиджи, своему сыну-трубадуру, при крещении названному Жозефом де Беснаком. Сын улыбнулся в ответ. Черные волнистые волосы обрамляли его красивое загорелое лицо, яркие губы приоткрылись, обнажив белые ровные зубы. Взгляд пожилой дамы задержался на Анжелине, некогда ее подопечной, которая стала ей подругой, а потом и любимой невесткой.

– Господи, от счастья у меня голова идет кругом! – проговорила она и заплакала.

– Мадемуазель, не плачьте! Пресвятая дева, сколько волнений для одного дня! Сейчас принесу вам укрепляющей настойки, – засуетилась Октавия. – И ужином мне давно пора заняться. Хорошо, что я еще с утра поставила на плиту томиться рагу из зайчатины!

Желая утешить плачущую свекровь, Анжелина опустилась на колени возле ее кресла и нежно ее обняла. Растроганный этой картиной, Луиджи отошел к открытому окну. В южном направлении, за крышами соседних домов, высились заснеженные пики Мон-Валье – одной из самых высоких гор Пиренейского массива, этой природной границы между Францией и Испанией. Луиджи уже упрекал себя за мрачные мысли, одолевавшие его совсем недавно, и ему было стыдно, что тяга к свободе временами берет верх над чувством долга и любовью к близким.

«Я много лет мечтал иметь дом, отыскать родителей, – сказал он себе. – И вот Провидение послало мне солидное состояние и любящую мать – образованную даму голубых кровей, которая в душе такая же бунтарка, как и я сам. А еще у меня есть Анжелина, и она носит под сердцем малыша. Нашего малыша!»

Теми же словами он уговаривал себя в рождественский вечер в Лозере, в наследственном имении де Беснаков. Но в этот раз все было по-другому. Он ощущал себя по-настоящему виноватым, в первую очередь потому, что предстоящее пополнение в семье так мало его обрадовало. В действительности он боялся отцовства, боялся, что станет плохим отцом.

– Луиджи! – позвала его Жерсанда. – Прошу, подойди ко мне! Я больше не буду плакать. Я знаю, что мужчины не выносят женских слез.

– Иду, матушка! И, если позволите, я бы хотел, чтобы мы перешли на «ты», тогда исчезнут последние преграды между нами. Мне хочется большей простоты, большей близости, потому что мы теперь – настоящая семья!

– Конечно, мой сын, ты совершенно прав!

– А сказала ли вам Анжелина… Прости! Сказала ли тебе Анжелина, что ребенок был зачат в твоем имении, там, где ты родилась? – спросил он негромко. – Она совершенно в этом уверена. Хорошее предзнаменование, правда?

– Да, дети мои, я очень этому рада. А теперь расскажите мне о своих приключениях.

Октавия принесла укрепляющее снадобье. Розетта подала чай и лимонад. Анри устроился на ковре возле корзины с игрушками; обе собаки, по обыкновению, улеглись с ним рядом.

Анжелина, улыбаясь, стала рассказывать о долгом путешествии по Испании.

– Как только мы перешли через горы, пейзаж переменился. Деревьев стало меньше, а скал и их обломков – больше. А когда мы встретили первых испанцев! Боже правый! Я совсем растерялась, потому что не понимала, что они говорят, да еще так быстро! Но Луиджи, конечно, оказался на высоте. И благодаря ему я теперь знаю, что многие испанские слова имеют те же корни, что и наши, провансальские.

– А где вы ночевали? – спросила Розетта.

– По дороге в Сантьяго-де-Компостела много постоялых дворов, где обычно останавливаются на ночлег пилигримы. И не только мы одни шли по этой дороге день за днем. Часто вечером, за ужином, мы знакомились с другими пилигримами. Луиджи, помнишь того почтенного старца, который пришел из Эльзаса? Он одолжил тебе свою губную гармонику, и ты нам играл весь вечер!

– А ты, дорогая, прекрасно пела.

– Да, я пела, но, честно сказать, очень стеснялась.

– А красивые в Испании поселения? – спросила Октавия.

– Да, очень красивые и в большинстве своем многолюдные, шумные, пестрые. Но самое сильное впечатление на меня произвел момент, когда мы вошли наконец в базилику, где похоронен апостол Иаков. Сколько там было людей! Я молилась от всего сердца. Это было невыразимое счастье. Я еще острее ощутила, как я люблю всех вас и дитя в моем лоне!

Она умолкла с мечтательным видом. От ее лица в обрамлении темно-рыжих волос исходило поистине божественное сияние, а взгляд удивительных фиалковых глаз был устремлен на огонь в очаге.

– Но мне очень хотелось поскорее вернуться, – продолжала она. – Хотелось снова оказаться здесь, в моем родном городке, рядом с теми, кого люблю.

– И что же, мадемуазель, за эти месяцы вам не выпало случая поработать? – лукаво поинтересовалась Розетта.

Луиджи засмеялся. Ему тоже было что рассказать. И первой в череде историй, конечно, была та, о которой ему напомнил вопрос девушки.

– А ты как думаешь, Розетта? Повитуха и в странствии остается повитухой. Вот что случилось с нами вечером в одной таверне в Галиции…