Шанс для влюбленных - Памела Кент Страница 8

— Правда? — Ким уселась в кресло напротив миссис Фабер.

— О да. Пуританская кровь, доставшаяся ему от деда. Тот был церковным старостой, ну и так далее… Они были пресвитерианами, — прошептала старушка, сопровождая свои слова многозначительным покачиванием головы.

Ким аккуратно разложила на коленях блокнот и карандаши.

— Мы будем работать сегодня утром? — спросила она.

— Чуть позже. — Миссис Фабер явно собиралась продолжить разговор и готовилась извлечь из него максимум удовольствия. — А вот моя семья была совсем другой. Совершенно другой. Мой отец был очень жизнерадостным человеком, он любил оживление, вечеринки. И моя мать была такой же. В нашем доме никогда не бывало скучно, и я уверена, что вы были бы в восторге от его атмосферы. Постоянно кто-то уходил, кто-то приходил, к нам приезжали важные люди и оставались у нас на выходные. Как-то раз мы даже устроили вечер в честь премьер-министра…

— О, неужели? — спросила Ким, принимая максимально заинтересованный вид.

— И была еще очень милая дама, чье имя было связано с другим высокопоставленным лицом… только я не припоминаю, кто это был. Вообще, мои родители придерживались широких взглядов. Только ведь то, что мы считали широкими взглядами, сегодня сочтут простой напыщенностью, не так ли? — Миссис Фабер развела руками, на которых поблескивали кольца.

— Да, пожалуй.

Слушая старушку, Ким стала украдкой разглядывать обстановку в комнате. Гостиная практически ничем не отличалась от спальни, но Ким, к своему удивлению, обнаружила неожиданные вещи.

Здесь был, например, телевизор, заключенный в корпус цвета слоновой кости. Рядом с корзиной для рукоделия на рабочем столике стояло транзисторное радио, а книжные полки были уставлены новыми романами, среди которых было немало триллеров. На стенах рядом с традиционными картинами Ким увидела парочку абстрактных. В высокой вазе томились золотые хризантемы из оранжереи. В застекленном шкафчике стояли приборы для смешивания коктейлей.

Миссис Фабер проследила взгляд Ким, и ее серые глаза задорно блеснули.

— Нет, милая, я не пью, — уверила она девушку. — Но я люблю угостить своих друзей, когда они заходят. Например, доктор иногда весь вечер проводит на ногах и не отказывается выпить виски. Боб Дункан тоже любит виски… А моя дочь, Нерисса, старается идти в ногу со временем, поэтому пьет розовый джин.

Эта фраза всколыхнула память Ким, и она передала слова Роберта Дункана про телефонный звонок, полученный им.

— О господи! — воскликнула миссис Фабер. — Значит, это опять Ферн… Это, знаете ли, моя внучка. Она ходила в школу с совместным обучением, а это иногда приносит немало хлопот. Мальчики, знаете ли… Похоже, у нее там было немало друзей! Но теперь, видимо, все намного серьезней.

— Вы имеете в виду, что она хочет… выйти замуж… за кого-то? — осведомилась Ким.

Миссис Фабер энергично кивнула:

— Боюсь, абсолютно неподходящий юноша… Ни денег, ни родословной. Вообще ничего! Главное — сохранить все это в тайне от Гидеона.

Ким подумала, что причину она знает. «Замужество — вариант не для всех», — сказал старший Фабер. И он гордится умом своей племянницы. Он хочет, чтобы она сделала карьеру, а она собралась выйти замуж… Что было вполне объяснимо, если тебе семнадцать и ты без памяти влюблена!

Миссис Фабер глубоко вздохнула.

— Боже мой, боже мой! — сказала она. — Это так усложнит Нериссе жизнь! Неудивительно, что она вчера позвонила. Боб — такой душка, знает, чего не следует говорить Гидеону… Но он ведь прекрасно знает его характер. Может, теперь, когда Гидеон уехал, она позвонит мне. Мне надо придумать, что ей сказать, чтобы успокоить.

Ким задумчиво смотрела на нее. Казалось, миссис Фабер искренне переживала за свою дочь, и веселые искорки в серых глазах сразу потухли. Она откинулась в кресле и задумчиво крутила солитер на мизинце левой руки; французские часы на каминной полке тихонько отсчитывали минуты, пока в комнате царила тишина. Потом ворвалась Траунсер с утренним лекарством для миссис Фабер и кофе для Ким. Пожилая леди, казалось, вернулась из какого-то далекого места, куда ее унесли размышления, и совершенно случайно ее взгляд упал на телевизор.

Она наклонилась вперед и заговорила прежним беззаботным тоном:

— Я очень люблю телевидение, а вы, милая? Особенно если показывают вестерны… Они такие захватывающие! И еще фильмы с убийствами! На мой взгляд, хорошее убийство прямо-таки завораживает!

Траунсер взглянула на Ким поверх кофейника и спросила, нужно ли класть в кофе сливки и сахар. Ким автоматически ответила «да», Траунсер согласно кивнула и удалилась.

Следующие полчаса миссис Фабер продолжала болтать о пьесах, книгах и светских хрониках в газетах, которые она читала всегда, задала Ким несколько разрозненных вопросов о ее жизни и происхождении и, обнаружив, что Ким — дочь Люсьена Ловатта, пришла в восторг.

— Ах, дорогая моя, я ведь следила за его успехами с огромным интересом, — рассказывала она. — Я восхищаюсь мужчиной на лошади… Я люблю лошадей вообще, но мужчина на лошади — это нечто особенное. Когда-то мне сделал предложение самый красивый мужчина, какого я видела в своей жизни: мы сидели на лошадях в маленьком леске, солнце садилось, поля постепенно растворялись в сумерках…

Казалось, ее начало клонить в сон, и Ким осторожно спросила:

— А мистер Фабер… ваш муж… ездил верхом?

Ответом ей был звенящий смех.

— Нет, дорогая моя, он бы выглядел на лошади очень нелепо. Он был такой, знаете ли, крепко сбитый, широкоплечий… Но я любила его. Я действительно его любила!

Тут внимание Ким привлекло нечто среднее между астматической одышкой и хрюканьем: звук, казалось, шел из-под ее кресла. Она нагнулась и увидела, что из корзинки, стоявшей там, выбрался маленький старый мопс, и на нее возмущенно уставилась пара близоруких глазок. Это была Джессика, собака с отвратительным характером, о которой говорил Гидеон Фабер. Тем не менее она приняла от Ким дружеское поглаживание, не пытаясь вцепиться ей в пальцы.

Миссис Фабер, уже почти заснувшая, сказала сонным голосом:

— Будьте любезны, берите иногда Джессику на прогулку. Если ее регулярно не выгуливают, у нее начинаются запоры.

Ким зажала под мышкой свой блокнот, распихала по карманам карандаши и на цыпочках ушла. Так завершилось ее первое утро на новой работе.