Сердце рыцаря - Джиллиан Брэдшоу Страница 8

Волчья Шкура выкрикнул какой-то вопрос. Ответа не последовало.

Волчья Шкура выкрикнул новый вопрос. Тишина. Неожиданно Волчья Шкура оттолкнул Мари в сторону так резко, что она упала. Она поднялась на колени и начала отползать к лесу. Волчья Шкура не обратил на нее внимания. Он снял с плеча лук и швырнул его на землю. Мари впервые заметила Шутника: он лежал на боку со стрелой в глазнице. Волчья Шкура повернулся к невидимому лучнику и широко развел руки с вызывающим криком; Мари поняла, что он бросает своему противнику вызов, требуя, чтобы он прекратил наносить удары из укрытия, словно трус, и вышел сразиться со своим врагом, как подобает мужчине. Она добралась до деревьев и рухнула. Ее била дрожь.

Наступило долгое молчание, а потом из-за деревьев вышел мужчина.

Волчья Шкура издал торжествующий крик. Вновь появившийся положил лук, который нес в руке, у подножия дуба, бросил рядом с ним колчан со стрелами и неспешно направился к Волчьей Шкуре, на ходу снимая с пояса длинный охотничий нож. На нем был обычный костюм охотников и егерей: куртка и штаны из простой зеленой шерсти, а не из дешевой мешковины. Его лицо было наполовину скрыто под капюшоном куртки и венком из листьев, который он, как водится у охотников, надел для маскировки. Мари смогла разглядеть только черную бороду, коротко подстриженную на щеках, и спокойные темные глаза. Он был чуть ниже и стройнее Волчьей Шкуры, но почему-то казался более опасным. А когда он подошел ближе, то сдернул с головы переплетенные дубовые листья и бросил их.

Первое торжество Волчьей Шкуры сменилось изумлением, а потом, мгновенно, страхом. Когда его противник остановился перед ним, он неожиданно бросил одно слово, которого Мари не поняла, но которое потом вспомнила:

– Бисклаврэ!

Охотник прищурил глаза. Волчья Шкура указал в сторону деревьев и сказал еще что-то. Охотник резко ему ответил. Он встал в боевую стойку, пригнувшись и выставив вперед нож. Волчья Шкура сделал то же, но шагнул назад. Его глаза отчаянно бегали по сторонам, ища путь к бегству.

Охотник рванулся вперед с дикой яростью. Его нож метался из стороны в сторону, словно обладая собственной кровожадной волей. Волчья Шкура отчаянно отпрянул назад, а потом внезапно сделал выпад вперед. Охотник отклонился в сторону, парировал удар, остановил руку Волчьей Шкуры своей рукой и сильно ударил ножом снизу вверх. Но Волчья Шкура пошел следом за блокирующим движением, и в тот момент, когда Охотник наносил удар, он сорвал с себя плащ из шкуры и с криком бросил его на голову противнику.

Мари закричала, вскочила на ноги и заковыляла к сражающимся с отчаянным и смутным намерением помочь. Охотник упал на землю и откатился в сторону, уходя от удара и обнимая одной рукой накрывшую его Мари. Однако Волчья Шкура не нападал – он убегал. Опустив голову, прижав одну руку к боку, а второй дергая, словно ручкой насоса, он умчался в лес.

Охотник крикнул что-то вслед своему противнику – что-то гневное и презрительное. Он встал на ноги, смял шкуру и швырнул ее на землю. А потом он остановился, глядя в тол направлении, где скрылся Волчья Шкура. На его лице отражалось мрачное раздумье.

– Ты ранен? – спросила Мари и только потом поняла, что скорее всего он ее не поймет.

Он посмотрел на нее с удивлением:

– Ты говоришь по-французски? Она не знала, что сказать. После тех чудовищных вещей, которые только что происходили, этот простой вопрос показался ей не имеющим ответа. Как она может сказать, на каком языке говорит, если у нее такое чувство, что она стала незнакомкой для себя самой? Она засунула согнутый указательный палец левой руки в уголок рта и прикусила его: привычка раннего детства, от которой она уже давно избавилась. Ее снова начала бить дрожь. Охотник встревожился: – А ты не ранена?

Она покачала головой и села, все еще кусая палец. Кажется, у нее было вывихнуто плечо, от ударов болели лицо и живот, ноги ныли от грубых пальцев, но ранена она не была. И вообще, все было не так плохо, как могло быть.

Охотник осмотрелся, а потом направился туда, где на траве у озерца лежало ее платье, и поднял его.

– Вот. – Он протянул ей платье. – Ты можешь меня не бояться, сестра. Я не сделаю тебе дурного. Надень его, и мы отправимся. – Он говорил по-французски с бретонской напевностью, но безупречно правильно. Он оказался совсем молодым – не старше двадцати пяти лет, И теперь от него не исходило ощущения опасности, как в тот момент, когда он показался из-за деревьев. – Тебе не следовало приходить сюда одной, – серьезно добавил он. Мари расплакалась.

Секунду Охотник неловко стоял рядом, а потом опустился рядом с ней на колени. Он набросил платье ей на плечи, словно плащ.

– Тш-ш, – мягко сказал он. – Я знаю, что ты девушка храбрая. Будь храброй еще немного. Нам надо отсюда уходить. Эон убежал, но он будет считать своим долгом меня убить, отомстить за товарищей. Поблизости может оказаться еще кто-то из его людей, вооруженный луком. Нам нельзя здесь оставаться.

Мари вытерла глаза, продолжая кусать палец. Она вытерла нос и встала. Охотник одобрительно кивнул. Дрожащими руками Мари стянула платье со своих плеч. Во время борьбы косы ее расплелись и волосы густыми темно-русыми прядями упали на плечи. Ей снова показалось, что она превратилась в кого-то другого – может, в фею, которая стояла сейчас на лесной поляне в меркнущем золотом свете, одетая только в белую рубашку, босая, с распущенными волосами. Она просунула голову в ворот черного шерстяного платья и стала искать взглядом свою головную повязку.

– Нам... нам надо торопиться? – спросила она у Охотника.

Он кивнул.

Мари увидела повязку, лежавшую на траве рядом с телом Шутника, и пошла ее поднимать. Лицо Шутника невидяще смотрело на нее: один глаз остекленел, другой превратился в кровавое месиво. Она медленно наклонилась и подняла повязку. Ткань оказалась влажной из-за того, что ее использовали как кляп, и на ней была кровь. Мари отнесла ее к озерцу и выполоскала в прохладной воде. Она знала, что должна торопиться, – и не могла. Она опустилась на колени, глядя на свое отражение. Лицо опухло от ударов, а на подбородке была кровь. У нее губа треснула, или это кровь с языка Богача? Ее снова начала бить неудержимая дрожь. Она закрыла глаза и прочитала «Отче наш». Потом она выпила немного воды, омыла пылающее лицо, вытерла его льняной повязкой, снова выполоскала ее, выжала и надела на голову. Волосы под повязкой остались распущенными, но даже если бы у Мари было время их заплести, она опасалась, что ее дрожащие пальцы с ними не справились бы. Когда она попробовала снова встать на ноги, то обнаружила, что они тоже дрожат.

– Я... наверное, я не смогу торопиться, – сказала она Охотнику. – Я целый день ничего не ела, и я не привыкла ходить пешком...

Казалось, это Охотника не встревожило. Пока Мари была у воды, он оттащил оба трупа к самому краю прогалины и положил их на спины. Ее сообщение только заставило его снять с одного из мертвецов сумку с припасами. Кроме того, он взял кошель Богача, но больше ничего с трупов забирать не стал, только выбрал несколько стрел из их колчанов. Остальные стрелы и все три лука приставил к поваленному дереву и сломал несколькими сильными ударами каблука. С той же быстрой обстоятельностью он поднял венок из дубовых листьев, который был на нем в тот момент, когда он вышел на прогалину. Подойдя к ручью, он бросил венок в него, что-то пробормотав, а потом отправил туда же и кошель.