Коварная любовь Джабиры - Шахразада Страница 8

– Уважаемый, – шепотом говорил Джебель, – клянусь всем, что может быть свято для мужчины, я пытался уберечь и твою дочь, и твой древний род… Но другого пути нет. И воины бея будут охотиться за каждым из нас до тех самых пор, пока не вырежут всех. Вспомни, как закончилась история рода Асада, как погибла семья Муаллима… Если тебе этого мало, вспомни о том, как окончила свои дни твоя уважаемая жена, матушка непокорной Джабиры.

– Я помню… – едва слышно ответил тогда ее отец, достойный Маджид. – Если бы я этого не помнил так ясно, будто это произошло вчера, твои сегодняшние слова были бы для меня пустым звуком. Передай бею, что через три дня на рассвете караван с моей дочерью тронется в путь. Если Аллах великий будет милостив к путешественникам, то на закате он достигнет столицы. И девочка станет пленницей этого деспота, скрепляя наш уговор.

– Через три дня? Не завтра?

– Нет, ибо тебе следует на закате дня сегодняшнего предстать перед своим хозяином, а он должен на рассвете отозвать своих охотников. Если я это увижу, то начну собирать дочь в дорогу. Если же нет… То сделка не состоится…

– И война будет продолжаться.

– Да, Джебель. Война будет продолжаться до победного конца.

– Увы, мой друг, – собеседник, отчетливо видимый Джабире, покачал головой. – Война окончится совсем иначе – со смертью последнего из нас, берберов, хранителей древней тайны Сахары.

– Да, такое тоже может случиться. И случится, если у бея не хватит мозгов отозвать своих собак…

Мозгов у бея хватило – на рассвете у лагеря осаждающих появился гонец. И не успело солнце дойти до полуденной высоты, как охотники убрались восвояси. Джабира видела, какими поспешными были сборы и каким скорым – отступление. Быть может, отправившись в дозор, она хотела оттянуть страшный миг расставания. Быть может, надеялась, что охотники не подчинятся команде и все же останутся. Но, увы, – лагерь врагов опустел, и судьба дочери Маджида-вождя была решена.

Гарем поразил Джабиру своим великолепием. Ничего подобного ей до сих пор видеть не доводилось: полы, покрытые толстыми коврами столь ярких окрасок, что от них рябило в глазах, стены, задрапированные шелком и атласом, диваны, обитые драгоценным бархатом… А женщины! О Аллах, сколько же здесь было женщин! Высокие и низенькие, стройные и коренастые, худые и толстые, но все удивительно красивые, одетые в тонкие разноцветные шелка.

Некоторые из них возлежали на диванах или на разбросанных по полу подушках, другие, обнажившись, плескались в большом мраморном бассейне. Повсюду сновали намного скромнее одетые служанки, разнося фрукты и напитки.

Высокий, черный как смоль толстяк кивнул полной матроне, расположившейся неподалеку от бассейна, и та поспешила им навстречу.

– Это Салима, – представил ее евнух, – она присматривает за женщинами принца. Тебе следует вымыться и подкрепиться, прежде чем ты предстанешь перед ним.

Джабира и Салима с любопытством и некоторой опаской посмотрели друг на друга. Первой заговорила матрона:

– На тебе одежда берберского воина!

– И я ношу ее по праву, – гордо ответила Джабира. – Так одеваются те, кто умеет владеть оружием.

Салима бесцеремонно сорвала с головы Джабиры кефею, и из-под нее хлынул черный поток волос, доходящих девушке почти до пояса. Пожилая женщина застыла в немом восхищении: сочетание серой бездны глаз, нежного тона кожи и черных узких бровей было поразительным. Казалось, что это юное создание родилось прямо у нее на глазах, появившись из пучка солнечных лучей, проникавших в гарем сквозь резное каменное окно.

– Не знаю, чем уж ты там владеешь, но воин из тебя такой же, как из меня юная девственница, – покачала головой Салима. – Я слишком долго живу на свете, чтобы верить во всякий вздор. Кто ты на самом деле?

– Я – Джабира, дочь великого Маджида-воина.

– Дочь главаря берберских бандитов?! – ахнула Салима. – Да смилостивится над нами Аллах всесильный!

Гарем, следует заметить это, был не так уж изолирован от внешнего мира, и почтенная матрона прекрасно знала обо всем, что происходило за стенами дворца. Для этого существовала масса способов, например, подкупить кого-нибудь из евнухов или чернокожей стражи и заставить их разговориться.

– Я голодна, – с вызовом заявила Джабира. – Принеси мне поесть.

Салима удивленно вскинула брови – властный тон берберской невольницы никак не соответствовал ее нынешнему положению, однако смелость девушки пришлась ей по душе.

– Сначала ванна, затем еда, – отрезала она, сморщив нос, словно унюхала что-то отвратительное, – от тебя пахнет потом и верблюжьим дерьмом. Снимай свои недостойные тряпки, я подберу тебе более пристойный наряд.

Джабире не хотелось расставаться с одеждой своего народа. Кроме того, сама мысль о том, чтобы хоть как-то, пусть даже внешне, уподобиться окружавшим ее женщинам, вызвала в ней подлинное отвращение.

– Я дозволяю тебе вытряхнуть пыль из моей одежды, – упрямо ответила она, – но к принцу пойду в ней.

– Ты просто глупая маленькая дикарка! – возмутилась Салима. – Появиться перед владыкой в мужском наряде! Да в своем ли ты уме? Он будет страшно разгневан, уж можешь мне поверить. Если ты хочешь, чтобы он был благодушен, если хочешь произвести на него хорошее впечатление…

– Я не хочу ни на кого производить никакого впечатления, – решительно мотнула головой Джабира, перебив ее на полуслове. – По-моему, ты не поняла. Я – Джабира, дочь Маджида-вождя, и отлично знаю, что меня ждет. И не прекословь мне, женщина. Я останусь в том, в чем была, – в одежде моего народа. А теперь делай свое дело: вымой меня и накорми.

За долгие годы жизни в гареме Салима повидала всякое, но такого нелепого упрямства не встречала никогда. Она пожала плечами. Что ж, как угодно. Если этой несносной берберке совсем не дорога жизнь, то это ее личное дело. Бросить вызов принцу – все равно, что войти в клетку с разъяренным львом.

Джабира позволила Салиме раздеть себя, стараясь не обращать внимания на возгласы удивления и хихиканье остальных женщин: те глазам своим не верили, увидев, насколько волосатой была эта дикарка там, где всякая уважающая себя красавица должна быть гладкой и шелковой!

– Что же за мужчины эти берберы, если они позволяют своим женщинам разгуливать в таком виде? – фыркнула Салима. – Но ничего, я лично прослежу за тем, чтобы к владыке ты попала ухоженной, как и положено женщине.

Джабира знала, что в этом-то вкусы берберов были точь-в-точь такими же, как вкусы ее новых властителей. Мужчины ее народа тоже любили, когда тела их женщин чисты, умащены благовониями и лишены всякой растительности, но у девушки не было ни времени, ни желания приводить себя в порядок. Кроме того, еще ни один мужчина не видел ее обнаженной.

– Делай что хочешь, – безразличным тоном ответила Джабира. – Я, правда, вижу в этом только один смысл: никто не сможет сказать, что дочь Маджида-вождя встретила свою смерть грязной.