Вертикаль жизни. Книга 1. Победители и побежденные - Семен Малков Страница 8

— Но ведь правда, что бабушка против советской власти? Ты ведь слышала, что она вчера говорила, — снова пристал он к матери. — Они с дедом ненавидят революцию, потому что раньше были богачами и у них все отняли. Баба Ада сама мне рассказывала. Выходит, они — скрытые враги?

Анна Михеевна так растерялась, что не нашла слов для ответа и лишь смотрела на сына, словно увидела впервые. А Тёма продолжал излагать то, что тяготило его детскую душу.

— Разве честно выдавать себя за рабочего? Какой же дедушка рабочий, если раньше был купцом? — забросал он мать вопросами. — Выходит, и папа, и дяди всем врут, что они из рабочих, а на самом деле — из класса угнетателей, но это скрывают?

— Да что с тобой, сынок? Почему тебя это беспокоит? — не на шутку обеспокоилась Анна Михеевна. — Никто ничего не скрывает! Дедушка Илья, как ты знаешь, простой рабочий-столяр. Какая тебе разница, кем он был раньше?

— Ну как ты, мамочка, не понимаешь? Вот нам в школе все это объяснили, — назидательным тоном ответил Тёма. — Как оказалось, дедушка Илья и баба Ада — представители класса эксплуататоров, скрытые враги советской власти. Их надо разоблачать и не давать никому пощады!

— Даже если это твои родные? — не веря своим ушам, переспросила его Анна Михеевна. — Ты можешь такое сделать по отношению к своим близким? К деду и бабушке, которые тебя так любят?

Ее взволнованные слова смутили Тёму, и он ответил уже не так уверенно:

— А почему же нет, мама? Вот Павлик Морозов так и сделал! Нам всем его приводят в пример, как настоящего героя.

— Ну, что же, сыночек. Вопрос этот очень серьезный. — Анна Михеевна справедливо решив, что к продолжению разговора нужно привлечь мужа: — Мы его хорошенько обсудим дома, в Москве. Надеюсь, что папа все тебе объяснит лучше, чем я.

При упоминании об отце, Тёме стало не по себе, у него сразу зачесалось то место, которое обычно подвергалось наказанию ремнем. Он быстро сообразил, что, если отец узнает о его намерении разоблачить бабушку и деда, наверняка учинит жестокую порку. Утешала лишь мысль, что скорее всего не до смерти и его не постигнет судьба Павлика Морозова.

* * *

Еще до отъезда домой по мрачным взглядам отца Тёма понял, что мама ему обо всем рассказала. Поэтому, прощаясь с родными в Лосинке, и в дороге ни о чем не мог думать, кроме грозящей ему экзекуции. Он был уверен, что как только за ними закроются двери квартиры, папа, как обычно безо всяких разговоров, возьмется за ремень. Но на деле все произошло совершенно иначе. Они сначала пообедали, потом родители прилегли отдохнуть в своей комнате, а детей отправили в их чулан. И лишь когда сестра ушла к подружке, у них с отцом состоялся мужской разговор.

— Значит, если я правильно понял маму, ты решил последовать примеру Павлика Морозова и донести на своих родных, — присев к нему на постель, без всякой угрозы в голосе спросил он сына. — А ты уверен, что этот мальчик поступил правильно?

Поскольку Тёма не осмелился ответить и лишь утвердительно кивнул, отец задал новый вопрос:

— А как у вас в школе, да и во дворе, ребята относятся к тем, кто ябедничает, доносит учителям и родителям на своих товарищей? Одобряют таких?

Тёма снова промолчал, начиная догадываться, куда клонит отец, а Сергей Ильич тем же ровным голосом продолжал:

— Думаю, как и мы в детстве, вы презираете ябед и доносчиков. Так чем же, по-твоему, от них отличается этот Павлик? — он пристально посмотрел на сына, с интересом ожидая ответа.

— Но… при чем же… они, папа? — промямлил Тёма. — Ведь Павлик Морозов — герой!

— Это ты сам так думаешь или, как попугай, повторяешь то, что говорят другие? — строго посмотрел на него отец. — Объясни: чем же тебе так понравился его поступок?

— Он поступил… смело. Разоблачил… врагов, — запинаясь, но все же упрямо высказал свое мнение Тёма. — Погиб… за общее дело.

— А кто же эти враги? И что они сделали?

— Его… родители. Они выступали… против… нашей власти, — начиная терять уверенность в своей правоте, опустив глаза, пролепетал Тёма.

— Выходит, если услышишь, что мы с мамой не одобряем тех, кто сейчас нами правит, и решим бороться с властью, ты напишешь на нас донос? Смотри мне в глаза! — повысил голос Сергей Ильич. — Сделаешь так, чтобы нас посадили в тюрьму? И будешь считать себя героем?

Эти вопросы сразили Тёму, у него снова заныл зад в предчувствии порки.

— Ну что ты, папочка, — заканючил он. — Вы же… не против… советской власти, как дед и бабушка.

— А если бы были против, как бабушка? — не дал ему уйти от ответа Сергей Ильич. — Неужели ты сам додумался, что таких старых людей нужно сажать и расстреливать только за то, что они с чем-то не согласны и критикуют власть? Или не думая, как баран, делаешь то, что тебе говорят и велят?

Тёма виновато молчал.

— Ну, что молчишь? — уже мягче спросил отец. — Вижу: ты и сам теперь понимаешь, что был не прав. Предательство — отвратительно, какими бы высокими идеями и словами оно бы ни прикрывалось.

…Сергей Ильич вышел, а Тёма еще долго сидел, погрузившись в глубокое раздумье. Преподнесенный ему словесный урок был куда убедительнее любой, самой сильной порки.